Военный дневник - [8]
Вот на вокзале Рузский и говорит мне, что Орановский ему все передал, но что поздно, представление послано, и очень просит меня его не подводить и обещал в будущем свести меня под огонь, чтобы оправдать награду. Я умолял Рузского телеграфно вернуть представление, но он не хотел. Я ему сказал, что он ужасно меня подвел этим. Тогда он взял карту и хотел доказать, что тот пункт, где я был, дер[евня] Служевец, находится в сфере арт[иллерийского] огня, и если в то время, когда я там был, в эту деревню снаряды не падали, то могли. Эта история была мне очень неприятна, и я решил написать об этом д[яде] Николаше с просьбой меня не награждать, на что и получил на следующий день от него по телеграфу ответ: "Твое правильное желание будет исполнено. Дядя Николаша".
Благодаря этому я поехал на вокзал к моменту прихода царского поезда, проходом из Холма обратно в Барановичи. В 8 [ч.] 30 [м.] поезд подошел к станции Седлец. Хотя никто не должен был знать о приходе поезда, тем не менее вокзал наполнился офицерами. Как только поезд остановился, ген[ерал] Рузский был приглашен в поезд. Мы еще болтались на перроне, пока не пригласили к обеду. Из штабных были приглашены генералы. С Государем прибыли: военный министр Сухомлинов, адм[ирал] Нилов[61], Воейков[62], кн[язь] Орлов[63], Дрентельн, Нарышкин, Саблин[64]. После обеда Ники удалился к себе с Рузским, а нас отпустили. Я еще долго гулял по перрону. Болтал с Воейковым, с шоф[ером] Государя Кегрессом[65]. После этого ушел к себе.
Генерал Рузский простудился и третий день лежит. Сегодня, 29 окт[ября], заболел ген[ерал]-квартирм[ейстер] Бонч-Бруевич. По-видимому, в городе инфлуэнца.
Сегодня, 31 окт[ября], ген[ерал] Орановский сообщил, что мы переезжаем в Варшаву, чтобы быть ближе к фронту, ибо 1 ноября начнется общее наступление.
1 ноября вечером весь штаб переехал в Варшаву и разместился в Лозенках в здании бывшей школы подхорунжих. Как помещение, так и удобства для штаба превосходные. Желать лучшего нельзя. Но то, что мы все ожидали, а именно, что пребывание штаба в таком большом городе, где еще кроме того центр всех политических веяний, вызовет массу неудобств. Во-первых, стали все кому надо и кому не надо ездить в штаб представляться ген[ералу] Рузскому. Старику и без того много дела, да еще его тревожат. Кроме того, присутствие штаба вызвало в городе массу сплетен и толков, которые, без сомнения, имели исходной точкой штаб. Было еще одно неудобство, а именно, что из Варшавы не так легко переехать назад в случае необходимости. Вперед, конечно, сколько угодно, но назад вызовет панику. А что именно назад, может, нужно будет уехать, покажет последующее.
К нашему приезду дела на фронте представлялись в следующем виде. По общей директиве 2 ноября оба фронта должны были начать наступление на линию Ченстохов — Краков — Карпаты. Долго наш Северный фронт ждал этот день, как просил он ускорить его, указывая, что задержка даст противнику возможность окопаться и вывести главные силы и затем перебросить их на Торнское направление. Но штаб Верховного остался глух к нашим мольбам, ссылаясь главным образом на Южный фронт, который запоздал в своих операциях и не дошел до намеченной линии. Наш фронт возражал, что операции Южного фронта должны быть выделены в совершенно особую операцию, не связанную с Северным фронтом, иначе оба будут лишь друг другу мешать. Но ничего не повлияло, и мы стояли две недели друг против друга. Когда же 2 ноября, согласно общей директиве, наш фронт начал наступление, то со стороны Торно появились 3 корпуса, идущие вдоль Вислы, сметающие по дороге наши слабые линии I арм[ии] на правом фланге. Неприятель оказался к 3 ноября уже в 60 верст[ах] за нашим правым флангом. Пришлось спешно переправить на лев[ый] берег Вислы 2[-й] корп[ус] I арм[ии]. А затем, что и было самое трудное, повернуть на север II и V арм[ии]. Не имея железных дорог, было трудно быстро выполнить всю ломку фронта, и вот вся драма заключалась в том, успеют ли войска к 4 ноябр[я] вечер[ом] стать на свои места, чтоб принять бой.
Именно в этот день я выехал в Петроград, и Орановский дал мне карту для Государя, где было показано, как войска стояли для наступления и как их пришлось повернуть для опережения наступления со стороны Торна. Приехал я в Петроград лишь 6 ноября, а у Государя был 7 н[оября] к завтраку. Николай Мих[айлович][66], вернувшийся от Южн[ого] ф[ронта], тоже был приглашен к завтраку. По лицу его видно было, что мое появление было для него очень неприятным. Он, вероятно, хотел за столом много говорить и по обыкновению все критиковать, но все время молчал или говорил вещи (простые), до войны не относящиеся. После завтрака я передал Ники карту и объяснил ему расположение армии. В углу кабинета стояло знамя австрийского полка, привезенное с Южного фронта.
15 ноября я выехал обратно в Варшаву и 17 н[оября] прибыл туда с мамa к 11 [ч.] 40 [м.] утра. Положение на фронте сильно изменилось за эти 14 дней. Был прорыв у "Бруина", правый фланг отодвинут назад, и на всем фронте отчаянные бои все время. Потери огромные. В личном составе тоже произошли большие перемены. Ген[ерал] Рузский 16 ноября ездил в Седлец на свидание с Верховным и Ивановым, и там было решено ком[андующего] I арм[ией] Ренненкампфа
Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).
Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.
Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.