Военные рассказы - [16]

Резус заметил, что Бардах все еще стоит как пень на одном месте и не спускает взгляда с шарфюрера.

— Куда вы дели мою колбасу, идиот?! — заорал фельдфебель, вскочив с места. — Марш отсюда! Идите смените лучше часового! Марш, да быстро!

Фред щелкнул каблуками и, крикнув: «Слушаюсь!» — побежал к часовому.

— Почему Резус так кричал на тебя? — спросил Фреда солдат, которого он сменил.

— Они расстреляли русских, — выдохнул Фред. — Ты понимаешь? Расстреляли, как бродячих собак!

— Дружище, не раскрывай так широко пасть и не кричи так громко, — испуганно одернул его солдат. — Я тоже как услыхал, так сам не свой стал. Слава богу, что мы к этому не имеем никакого отношения. Меня все это нисколько не касается.

— Там же были женщины и дети. И несколько глубоких стариков…

— Прекрати действовать мне на нервы! — оборвал его солдат. — Ту бабу, что несла под юбкой несколько кило динамита, они, конечно, должны были прикончить. Русские хотели взорвать нашу комендатуру, а может, все наши склады. Им никому верить нельзя.

— Но дети?

— Ты тут ничего не поделаешь. Они попались вместе со всеми! Отмщение, камрад! — Сунув Фреду в руки бинокль, солдат стал спускаться с холма.

«Отмщение?.. Да это безумство, — думая Фред. — За такое они будут еще больше мстить нам, и так пойдет дальше, пока на земле камня на камне не останется».

В селе догорали последние домики. Над холмом стояло густое облако дыма. В лесу стало тихо.

В три часа солдат снова посадили на машины и повезли, но не назад, как надеялись многие, а дальше в северном направлении, в район густых лесов, которые простирались до берегов Днепра.

На каждую машину село по нескольку эсэсовцев.

Барлах примостился возле фельдфебеля, присев на грубо оструганную скамью. Напротив сидел шарфюрер, который время от времени с любопытством посматривал то на Резуса, то на Фреда.

Все устали и молчали. И хотя дорога становилась все хуже, некоторые солдаты умудрились даже уснуть.

Фред чувствовал, как его тело наливалось свинцом, однако уснуть все же не мог. Чтобы не видеть больше несимпатичной физиономии шарфюрера, он оперся на руки, закрыв лицо ладонями.

Когда они миновали цепь невысоких холмов, где в воздухе уже не пахло больше ни дымом, ни паленым, Фред начал постепенно успокаиваться и вновь задумался о своем положении.

Через полчаса после того как он сменил часового, стоявшего на холме, его пришел проверить фельдфебель. Он встал рядом с Фредом и, закурив сигарету, молчал.

Фред растерянно посмотрел на начавшего уже толстеть фельдфебеля и сказал:

— Господин фельдфебель, я прошу вас извинить меня. Когда началась стрельба, я подумал, что…

— Что вы тогда подумали, Барлах, мне и без вашего объяснения ясно, — перебил его Резус. — Да и то, о чем вы думаете сейчас…

— Господин фельдфебель…

— Ради бога, никаких речей! Я и без того знаю, что вы хотите сказать. Но не забывайте, Барлах, что кругом нас враги. Все!

— А дети? И их тоже?

В уголках глаз у Резуса показалась чуть заметная усмешка.

— Мы друг друга поняли, Барлах. В наше время все приказы нужно выполнять, даже если эти приказы касаются ненависти или любви. Германский солдат, Барлах, обязан любить свой народ и фюрера и ненавидеть врагов. И ничего другого, Бардах!

— Господин фельдфебель…

— Момент, я еще не закончил говорить, — снова перебил его фельдфебель и тихо добавил: — Готов биться об заклад, что вы еще полностью не поняли всего того, что здесь происходит. Иногда мне кажется, что у вас перед глазами доска, которая мешает вам видеть, Бардах! Отбросьте вы эту доску, я вам откровенно советую, пока не поздно. И еще одно: в определенной ситуации, Бардах, нет никакого различия в том, сам ли человек говорит или же он безо всяких возражений слушает других. Я надеюсь, что вы, по крайней мере, начинаете понимать, сколько стоит человеческая жизнь в наше время. Я не хочу, чтобы у меня были неприятности, в том числе и из–за вас.

Фельдфебель повернулся кругом и пошел с холма вниз, к месту, где отдыхали солдаты.

«Он, конечно, прав, — думал Фред. — В наше время человеческая жизнь действительно ничего не стоит. Она намного дешевле ящика с патронами, дешевле тарелки супа или куска тряпки. И тот, кто хочет спасти собственную шкуру, тот должен стрелять и убивать, если не хочет сам быть убитым. Нет никакого смысла думать о других, их жизнях, когда твоей собственной со всех сторон грозят опасности. Я думаю о людях, чьи дома в селе сгорели в пламени пожара, так их уже нет в живых, а мертвому никакая крыша не нужна».

В этот момент к подножию холма подъехала машина, и солдатам было приказано садиться в нее. Разморенные сном, солдаты тяжело поднимались с земли.

Фред заметил, что позади их машин, а их было только две, ехала машина с эсэсовцами.

— Что случилось? А где же остальные? — спросил Резус.

Шарфюрер усмехнулся и заметил, что в предстоящей операции они поменяются ролями с теми, кто уехал уже вперед. В остальном все будет проходить точно так же.

Они находились в неглубокой долине, по центру которой текла маленькая речушка или ручей.

Один из солдат подошел к воде, чтобы вымыть руки, но сразу же с руганью отскочил от нее: