Военные приключения. Выпуск 7 - [62]

— Пить… Пить…

Прапорщик подошел к двери, постучал кулаком по шершавым доскам. Подождал. К двери никто не подходил, и тогда он заколотил ногой.

— Бесполезно, — покачал головой сапер. — И еще накостыляют.

Но на этот раз за дверью послышались шаги, и в камеру, подогнувшись, вошел высокий плечистый охранник.

— Воды, — показал Рокотов на Асламбека. — Воды принеси. Пить.

«Дух» оглядел всех троих, обвел взглядом камеру, вздохнул и резко, без замаха, ударил прапорщика коленом в живот. Рокотов согнулся, хватая ртом воздух…

VI

Эмгэбэшник оказался скуластым и бородатым — именно таким, каким представлял его Верховодов. Он безошибочно выделил в Косте старшего, отдал честь, первым протянул руку:

— Салам алейкум, командор. Меня зовут Захир. Со мной пятнадцать человек, — он показал на сидящих у костра солдат. — Надо спешить.

— Мин много? — остановил его, кивнув на пыльную, разбитую грунтовку, старший лейтенант.

— «Бурбухайки»[1] ездят.

— Садись в первый «Урал», я буду во втором. Солдат — на бронетранспортеры. Гриша!

Соколов тут же оказался рядом, тоже поздоровался с афганцем.

— Ты — на связи. Если что — за меня. Пулеметы — «елочкой». — Этого старший лейтенант мог бы и не говорить: башни «бэтров» через одну уже были повернуты вправо–влево. Лейтенант вполне справедливо поджал губы — нашел о чем напоминать, не в Союзе.

— Какие в округе банды, их тактика? — принимать во внимание обиды времени не было, и старший лейтенант опять повернулся к афганцу.

— Самая крупная и сильная банда в уезде — Изатуллы. До этого она не проявляла активности и потому хорошо сохранилась. По последним данным, Изатулла имеет крупный склад с оружием, на днях уплатил деньги за «Стингеры», значит, вот–вот получит. В отряде жесткая дисциплина, ввел штрафников. Самолюбив, дальновиден. Будет бороться за власть. И еще. Вчера мы получили сведения, что у него есть пленные. Ваши пленные. Данные не проверенные, но мы сообщили о них вашему командованию. Вроде бы уже выделены деньги на выкуп, ищутся пути выхода на Изатуллу. Ну, и наши «командос» уже вышли в район.

— Что известно о детях?

— Дети — тяжело. Как нам передали, температура, рвота.

— Диверсия?

— Не знаем. Но каждый час дорог, командор.

— Да–да. По местам! — крикнул Верховодов.

Сколько раз за последние два года он подавал эту команду! Кажется, можно закрыть глаза и все равно до мелочей увидеть, как она выполняется. Словно на коня, вдевая ногу в скобяную подножку как в стремя, взлетит на броню бронетранспортера Гриша Соколов. Петя Угрюмов ударит ногой по переднему скату, то ли сбивая с сапог грязь, то ли проверяя давление, а может, просто таким образом выражая машине свою любовь. Гриша, любитель лошадей, тоже говорит, что коня ласкают не поглаживанием, а похлопыванием по шее. Юрка Карин дождется, когда захлопнутся дверки всех машин, и только тогда откроет свою. Хотя нет, сегодня Юрка выпадает, Юрке нечего открывать…

Верховодов оглянулся на «бэтр» Соколова и словно споткнулся о взгляд Карина: ефрейтор ждал, когда о нем вспомнят, ждал команды для себя. Сколько рейсов он, как вожак, снисходительно ждал, когда колонна приготовится в дорогу. Зпали все, знал в первую очередь он сам, что ему доверяется самое опасное и трудное, но вожак потому и вожак, что вместо страха у него в душе — гордость.

И вот вожака лишили права рисковать первым. А вместе с этим передается уже другому, новому первому особое почитание, восхищение, тайная гордость ребят всей колонны. В двадцать лет, судя по взгляду Юрки, это так существенно, так тяжело…

— Ефрейтор Карин!

Юрка подхватился, напрягся я тут же во взгляде с уверенностью прибавилось и надежды.

— Старшим в третью машину.

Не надо было чувствовать — старший лейтенант увидел, как мгновенно простил ему Юрка все обиды, всю, на его взгляд, несправедливость по отношению к нему: он расправил плечи, гордо улыбнулся, снисходительно хлопнул по шлему механика–водителя «бэтра» и спрыгнул на землю. Привычно оглядел колонну — все ли на местах, не пора ли и ему в кабину?

«Ох, Костя, не простишь ты себе, если, не дай бог, что–нибудь…» — Верховодов хотел постучать по дереву, но кругом были только металл и резина, и, как всегда в таких случаях, согласился сам быть пеньком — постучал себе по голове. Вспрыгнул на подножку второго «Урала».

Место второго в колонне тоже просчитано, и совсем не случайно. Если огонь открывают по первому, то именно второй должен и обязан добраться до него и уж в зависимости от обстановки то ли прикрыть его своей машиной, то ли вытащить из–под огня. Второй — это вера первого в то, что он никогда не останется один, это надежность, это в какой–то степени бронежилет его. Это, в конечном итоге, та самая смелость и гордость первого, которыми так гордится Юрка Карин. А то, что без второго не будет и первого, в этом Верховодов убеждался не раз, пока выбор его не пал на шустрого, разбитного Семена Горовойха.

Он пришелся ко двору сразу, уже при знакомстве старшего лейтенанта с молодым пополнением.

— Рядовой Семен Горовой, — скороговоркой представился он и тут же плутовски сощурился.

«И что же ты от меня ожидаешь?» — подумал Верховодов, записывая в свой блокнот: «Ряд. С.Горовой». Но только он поставил точку, солдат тут же деликатно попросил: