Военные приключения. Выпуск 1 - [72]

— Как же вы надрызгались, голубчик… — и брезгливо поглядывая то на полупустой графин, то на осоловелого Тараканова, сказал Вадим.

— Пшел вон… — уставившись на него мутными глазами, неожиданно заявил бывший кадет.

— Ну и черт с тобой! — обозленный Выхин бросил на стол несколько мелких купюр и пошел из зала.

Выходя на улицу, он услышал, как в зале пьяно ревел Тараканов:

— Тапер! Я плачу́!..

— Экая все же скотина… — зло сплюнул Выхин и захлопнул за собой дверь.

Глава VI

Нацизм вырос не на пустом месте — дух милитаризма и шовинизма, дух мещанской реакционности широко распространился еще в Германии XIX века. Крупнейший из философов, ректор Берлинского университета Гегель объявляет современную ему абсолютистско-феодальную Пруссию идеальным государством; поэт и драматург Гейбель пишет стихотворения, в которых настойчиво призывает к войне и вторжению в соседние страны: «Война, война! Дайте нам войну, чтобы заменить ею споры, которые иссушают нас до мозга костей!»; поэт Гофман фон Фаллерс-Лебен создает шовинистический гимн «Германия, Германия превыше всего, превыше всего на свете!», который полвека спустя стал официальным гимном германских империалистов.

Анонимный автор брошюры «Великая Германия и Срединная Европа в 1950 году», изданной в 1895 году в Берлине, так рисовал пределы будущей Германской империи:

«В Великой Германии будут жить 86 миллионов человек, а подчиненная ее непосредственному и исключительному торговому влиянию экономическая область будет заключать в себе 131 миллион потребителей… Одни только немцы будут пользоваться политическими правами, служить в армии и флоте, смогут приобретать земельную собственность. Они вновь обретут существовавшее в средние века сознание, что немцы являются народом господ. Они охотно представят живущим среди них чужестранцам выполнение физических работ…»

«Бросим беглый взгляд на карту! — призывал другой немецкий публицист Струни. — И мы увидим, что путь Берлин — Одесса короче, чем путь Берлин — Константинополь. Мы увидим, что через Варшаву, Киев, Ростов-на-Дону, через Кавказские горы, Тифлис и Тавриз идет прямой железнодорожный путь к Персидскому заливу, в Индию»…

Все эти бредовые лозунги и жажду мирового господства взяли на вооружение нацисты. Но для удержания власти надо было иметь жесточайший аппарат подавления инакомыслящих как внутри Германии, так и в завоеванных странах. И этот чудовищный аппарат был рожден…

В 1925 году, после неудавшегося путча, тюремного заключения и временного запрещения нацистской партии, Адольф Гитлер снова собрал в мюнхенском пивном зале Хофброй волчью стаю. В ноябре того же года на улицах города появились люди в фуражках с эмблемой «Мертвая голова», коричневых рубашках и черных галстуках; на рукавах у них были широкие красные повязки с белым кругом, в середине которого уродливым пауком пласталась свастика — это были члены «новых охранных отрядов» — личной охраны Гитлера, сокращенно именовавшейся СС.

Перед «старым соратником» Генрихом Гиммлером, назначенным рейхсфюрером СС, Гитлер поставил задачу в кратчайшие сроки сделать из СС отборные отряды НСДАП. В то время в рядах СС было менее 80 человек.

В первый же год после прихода фашистов к власти Гиммлер становится полицей-президеитом Мюнхена, а 20 апреля 1934 года Гитлер назначает его заместителем начальника «государственной тайной полиции» (гестапо) Пруссии. Тогда же СС взяли на себя контроль и охрану концлагерей, а в 1939 году «специальные отряды» были переименованы в войска СС и усилены за счет нескольких армейских дивизий.

В 1931 году в СС насчитывалось уже более десяти тысяч человек. Из них отбирают самых надежных и организуют «службу безопасности» — СД, которая личным распоряжением Гитлера от 9 июня 1934 года была объявлена единственной секретной разведывательной службой нацистской партии. Впоследствии, 17 февраля 1941 года, начальник СД Гейдрих с садистской гордостью писал в нацистской газете «Фёлькише беобахтер»:

«За границей со смешанным чувством страха и ужаса нашим людям охотно приписывают жестокость, граничащую с садизмом, бесчеловечность и бессердечие…»

…Бергер внимательно осмотрел квартиру, на которую привез его Байер. Брезгливо провел пальцем по крышке пианино, но пыли не обнаружил.

— Убирают? — повернулся он к начальнику СС и полиции. — Кто?

— Одна из моих сотрудниц.

— Проверена?

— О да, обер-фюрер. Вполне надежна.

Байеру было все время не по себе: как воспримет обстановку и расположение квартиры придирчивый берлинский гость, будет ли удовлетворен принятыми мерами предосторожности, насколько высоко оценит работу аппарата гестапо — разве мало может найтись поводов для недовольства? Не проходило щемящее чувство беды: оно давило и угнетало постоянно, ежечасно и ежеминутно, не давая спокойно спать, есть, работать. Вилли даже не стал из-за этого вызывать сюда семью: пусть все уляжется, успокоится, пусть душа встанет на место.

Но душа на место никак не становилась. Поэтому столь нелепый для начальника СС и полиции города страх все чаще и глубже запускал твердые, как алмаз, и острые, как бритва, когти в становившееся податливым, словно вытащенный из раковины моллюск, нутро Байера.