Военно-морские рассказы - [2]

А общее собрание лиц, отслуживших более двух лет и ласково именуемых замполитом «товарищи годки» постановило выдать Палкину каску. Дабы не раскроил он себе однажды буйну головушку на две неравных части. Пусть уж лучше со звоном бьется. Все меньше «шаману» работы.

О геометрии

Развод на работы — это вам не просто так. Развод на работы — это торжественный ритуал, производимый ежедневно, по два раза, исключая выходные и праздники. Поэтому, священный долг каждого — присутствовать. Тем более, если сам выступаешь в роли ритуального имущества. Торжественно развестись, так сказать. А после обеда — особенно. И нет прощенья тому, кто пренебрегает такой важной обязанностью как послеобеденный развод на работы. Умри, но разведись. А особенно, если из всего сигнального отделения ты один не занят в нарядах. И, к тому же, служишь уже третий год. Работой в таком случае можешь и не заниматься, но развести себя все равно обязан. Вот так.

— Командирам отделений развести личный состав на работы, — подвел итог послеобеденного построения дежурный офицер.

Оставшийся в гордом одиночестве сигнальщик, носящий высокое звание старшего матроса и специалиста первого класса, пару минут подождал для приличия, а потом направился в сторону своего боевого поста, размышляя по дороге: куда самого себя лучше развести. Поскольку вокруг было лето, Черное море и третий год службы плавно подходил к отметке два с половиной... Ну кто, скажите, на Флоте работает летом? Особенно если юг, солнце, Севастополь... да и третий год ведь...

Выбор был довольно широким. От — просто заснуть в кубрике до — позагорать на мостике.

Погружаться в темное брюхо корабля как-то не хотелось. Спать, кстати, тоже.

Поэтому сигнальщик задумчиво поднялся на мостик и глядя с высоты тридцати метров на причальную стенку Графской пристани, решил, что самой лучшей для него работой будет дочитать книгу, чудом найденную среди «шедевров» корабельной библиотеки, которой заведовал матрос-молдаванин, бывший по совместительству механиком вертолетного комплекса и большим другом замполита.

И только-только эта мысль окончательно сформировалась в нагретой южным солнцем голове сигнальщика, только-только тело само двинулось в направлении желанного источника знаний... В этот самый момент нагрянул на мостик, татаро-монгольскому игу подобен, командир боевой части. Связист. В погонах капитан-лейтенанта, роскошных усах цвета спелой пшеницы и фуражке с шитым «крабом».

— Ганитулин говорил, что у вас есть конус, — сказал командир боевой части, не отвлекаясь на глупые вопросы.

— Есть, — ответил сигнальщик, не меняя расслабленной позы и воспринимая командира как нечто подобное миражу.

— Покажи, — потребовал командир боевой части.

Сигнальщик лениво сделал два шага и, ткнув пальцем в сигнальную фигуру, сказал:

— Вот.

— Что «вот»? — не понял командир.

— Конус, — лаконично ответил сигнальщик мысленно занятый выбором места для чтения.

Да, чуть не забыл. Вам же, наверняка, не ведомо, что такое «Конус». Так вот, «Конус» — это не только геометрическая, но еще и сигнальная фигура. А смысл, вкладываемый в нее, следующий: «Дать самый полный назад и работая машинами удерживаться на месте». Ясно? Тогда оставим конус, тем более, что используется он крайне редко, его создателям и вернемся в Севастополь.

— Это конус? — подозрительно спросил командир.

— Конус, — подтвердил сигнальщик, в суть проблемы вникать абсолютно не желавший.

— Э-то ко-нус? — снова спросил командир. По слогам, надеясь, видимо, интонацией чего-то достичь.

Сигнальщик нехотя повернул мысли в сторону службы. Он посмотрел на командира, на конус, пытаясь понять чем второй не угодил первому, провел ладонью по шершавым ребрам сигнальной фигуры.

— Конус, — ответил сигнальщик. И пожал плечами. Мол, чего ж вам еще товарищ капитан-лейтенант. Это уж точно конус. Конусей не бывает.

— Это не конус, — авторитетно, как обухом по голове, заявил командир.

Сигнальщик служил третий год, а, следовательно, первый закон службы, гласящий, что командир всегда прав постиг на собственной шкуре. Но, кроме того, он еще и окончил школу. А в школе изучал геометрию, по которой имел только положительные оценки. Быть может, он не знал, как выглядит додекаэдр, но такую простую фигуру как конус — узнал бы в темноте и на ощупь.

Однако годы службы научили его осторожности и, вместо чтобы сказать как ранее «Ой не морочьте мне голову», сигнальщик осторожно поинтересовался:

— А какой, по-вашему, конус?

— Не, по-моему, — ответил командир боевой части, связист, с высшим образованием, — а по-настоящему.

— Хорошо, — сказал сигнальщик. — Какой по-настоящему конус?

Командир, хитро прищурившись, достал блокнот и несколькими ловкими штрихами изобразил на клетчатом листе ромб.

— Вот, — сказал он довольный. — Это конус.

— Это ромб, — сказал сигнальщик, имевший по геометрии только положительные оценки.

Рядом с «конусом» командир изобразил цилиндр.

— Это ромб, — сказал он, тыча пальцем в то, что, по мнению сигнальщика, именовалось вовсе не так.

В глазах сигнальщика плеснулся ужас. С одной стороны он прекрасно понимал, что конус — это конус, ромб — ромб, а цилиндр, хоть и тоже является сигнальной фигурой, рядом с ними и близко не стоит. И весь многолетний курс красивой науки геометрии — от бедняги Архимеда и до наших дней — ясно определяет как и что выглядит. Но, с другой стороны... С другой стороны образованный сигнальщик служил уже третий год. И знал, что прав не тот, кто имел по геометрии только положительные оценки, а тот, у кого звезды на погонах крупнее.