Водяной - [5]

Налево, на суку, висит его шапочка.

— Роберт?

Нет ответа. Внезапно поднявшийся ветер донес запах моря.

Я начала продираться через густые кусты можжевельника. Только сейчас заметила, как холодно — забыла взять куртку в раздевалке. Увидела в окно, как они его волокут куда-то — Педер, Ула и прочие, как он, насмерть перепуганный, пытается сопротивляться… побросала книги на пол и помчалась к дверям. Кто-то, не помню кто, схватил меня, хотел помешать, но я вырвалась, промчалась по коридору и выбежала во двор. Но Роберта уже не было видно.

— Братишка? Где ты?

Мне послышалось какое-то движение за спиной. Я резко обернулась — никого. Ворона. Посмотрела на меня и улетела, виляя между стволов.

— Роберт! Ты меня слышишь?

В тридцати метрах — забор, граница школьной территории, а дальше — только луга и проселки к побережью. Я прислонилась к древесному стволу и вслушалась.

Ты подтвердишь, Доска. Если кто-то из моих корешей спросит, так и скажешь — да, так и было, Герард это сделал. Никто не верил, что он решится, а он сделал. Он сумасшедший, этот Герард.

Животик у котенка лопнул от жара, наружу вывалились внутренности… кишки, что ли… Педер отвернулся. Герард, этот псих, попытался прикурить от тлеющего трупика.

— Чувствуете? — спросил он, ухмыляясь. — Теплее стало… не так холодно. А то замерз — сил нет. Теперь получше…

Прошло восемь месяцев, и вдруг именно сегодня они ни с того ни с сего решили, что я на них донесла, и надумали отыграться на брате. Я ничего не понимала. Кто-то, наверное, еще, кто-то еще, кроме меня, видел их в тот день. Больше объяснить нечем. Я никому ничего не говорила. Но почему все это выплыло только сейчас?

— Слышь, Доска, он здесь.

Откуда? С другой стороны, из-за можжевельника… Роберт сидит на корточках, опустил голову, из носа капает кровь. Глаза закрыты, спит он, что ли… спущенные мокрые брюки — описался от страха. Они что-то напихали ему в трусы — шишки, сучья, вырванные страницы из его учебника математики. Рот и ноздри забиты хвоей, из уха торчит окурок. И стоят полукругом, а с другой стороны — Педер и Ула.

— Что вы делаете? — крикнула я, и сама почувствовала, как фальшиво это звучит, потому что на самом деле мне стало легче — я ожидала худшего. А почему? Не знаю… им же на него наплевать, это мне они хотят отомстить, вот и мучают его.

— Ну что, даун хренов, легче стало? — Один из прихлебателей пнул его носком кроссовки. — Вставай! Смотреть противно, обоссанный с ног до головы. Это из-за тебя, Доска. Нечего было стучать на Герарда. Дошло наконец? Это из-за тебя он обоссался.

Я знала его — Герард вечно тусовался со своей кодлой в зале для пинг-понга, там я и видела этого верзилу из седьмого. Роберт мне как-то сказал, что он ему проходу не дает. А разве этот тип тоже был, когда Герард заживо сжег котенка? Не помню…

Когда я перешла в восьмой, нам роздали брошюры — как поступать в таких случаях. Сообщите куратору, учителям или ректору. Я только посмеялась. Будет в сто раз хуже. Если вы не решаетесь говорить с руководством школы, расскажите родителям. Вот так. Где они живут, те, кто написал эту брошюру? На луне? А может, и нет — просто им и в голову не приходит, что есть и такие родители, как наши.

Я осторожно взяла Роберта за подбородок и подняла изрисованное тушью лицо. На одной щеке мужской член с яйцами, на другой — свастика, на лбу надпись: «Осторожно — идиот». Глаза он так и не открывал, и я его понимала — кому охота смотреть на этот поганый мир?

— Это я виновата, — шепнула я. — Прости меня. Роберт.

— Хорош, а? — Один из парней почесал Роберта за ухом, как собаку.

Странно, очки на месте, хотя левое стекло, то, что я заклеила пластырем, заляпано грязью. Заушник погнут, но это легко починить… мне в голову лезли какие-то практические мысли — можно ли починить очки и что все-таки это лучше, чем если бы они раздавили стекла или вообще выбросили бы их в лесу. Пока школьная медсестра почешется, пока закажет новые, пройдет несколько недель, а без очков он почти ничего не видит.

Если есть начало, значит, есть и конец, прошептала я про себя, и конец всегда лучше, чем начало.

Села рядом с ним на корточки и обняла — я всегда так делала, пока он был маленький. Он дрожал как в ознобе, мелкой-мелкой дрожью, и сердце колотилось, как у испуганной птицы. Есть начало, есть, но плевать на него, на это начало. Только конец и в счет, потому что тогда начнется новая, совсем другая история, куда лучше, чем эта.

Не надо было мне шептать ему эти слова. У зверей ведь как — стоит жертве пискнуть, и охота начинается снова.

— Подвинься, Доска. Он еще не съел свой ланч.

Педер. Я даже не успела заметить… нет, не то чтобы не успела, заметила, наверное, но как бы вытеснила из головы, что и он, и Ула тоже здесь. Герарда не было, ему и не надо присутствовать — достаточно приказать своим прихлебателям: они ловят каждое его слово. А может, Педер и сам все это придумал — выслужиться захотел.

— Вот так и бывает со стукачками, Доска.

— Я ни на кого не стучала.

— Ясное дело. Не стучала. А кто там еще-то был? Мы с Герардом и тетка в киоске, а она ничего и не видела.

Повернулся к Роберту и начал — медовым, с подлянкой, голосом, Герарду подражал: