Воды любви - [15]

– А? – сказал я.

– Свобода на улица – сказала она.

– А? – сказал я.

– Какой планеты твой жить? – сказала она.

– 1992 год, война Приднестровье, независимость, митинг, свобода гласность перестройка дефицит Сахаров павлов рубли приставил к горлу ножик мешок постриженный под ежик оккупант русский домой-домой новай валюта лей толчки и рынки Огонек прожектор на ха перестройка маршрутка как транспорт граница появляться жвачка Сникерс пива в банка..? – сказала она.

– А? – сказал я.

– Животный, только трах думать, – сказала она.

– Уйти с глаз моих, – сказала она.

Я подчинился.

Вышел на улицу – хотелось курить, – и понял, что в этот день мне стукнуло 15. Дожить бы до 20, подумал я. Хотя нет, не хочу умирать стариком, подумал я. Прикурил «Пьер Карден». Кивнул знакомому дзюдоисту – ровесников мы делили по районам и видам единоборств, которыми они занимались, – и угостил сигаретой и его. Поймал ненавидящий взгляд директрисы из окна и отошел на пару метров от школы. Почувствовал, что постарел.

…В доме Анжелы телефон никто не брал несколько недель, хотя я звонил и часто. У меня ухо распухло от тяжеленных трубок телефон-автоматов, которые тогда еще работали. Но все это не имело смысла – она просто не брала трубку. Видимо, боялась, что у меня будут неприятности и берегла меня до конца. Стоило ли идти на это? Не знаю. Все равно меня исключили, – я не удержался и украл сумочку директриссы, в которой увидел собранную ей со взяточников-учителей месячную дань, – и терять мне было нечего.

Вопрос лишь – только ли это ее удерживало?

Или она просто не хотела меня видеть?

Чтобы выяснить это, я в очередной раз поступился отсутствующим достоинством и подкрался к ее дому. Где встретил, почему-то, физрука-каратиста. Он стоял под деревом и курил. Ну и ну, подумал я.

Физрук заметил меня и подозвал – просто поманил пальцем, – и я подошел. Если бы он сказал что-то вроде «ебаный блядь на хуй рот сука жду тебя вечером на татами» или начал драться, я бы даже попробовал сопротивляться или в позвонил дяде, который в самом деле был при наших криминальных Бетменах кем-то вроде помощника Робина.

Но физрук просто посмотрел на меня устало и сказал:

– А, племянник Наполеона, – сказал он.

– Проходи мимо, – сказал он.

Я повернулся и ушел.

…физрука после этого я видел в городе несколько раз. Как и все невероятно крутые каратисты 90—хх годов, в 2000—е он стал охранником. Сначала – подземного перехода, потом какого-то банка. Последний раз я видел его – в бушлате, вязаной шапочке и с резиновой дубинкой охранника, – у входа в какой-то помпезный офис. Он поймал мой взгляд, узнал меня, и поднял подбородок: может, хотел поздороваться, может – в очередной раз проявить мужское Достоинство.

Но я хорошо помнил то, что он сказал мне 20 лет назад.

И просто прошел мимо.

Анжелу я после всего видел один только раз. Но раньше, чем его – как только поступил в университет. Она стояла на остановке автобуса в чужом мне районе, – я открывал для себя мир вечеринок и прелесть ночевок в незнакомых местах, – с обесцвеченными волосами, и выглядела уставшей. На пальце я увидел кольцо, – должно быть они поженились, – под глазами у нее были синяки. Но Анжела выглядела все равно самой красивой женщиной в мире.

Да она такой и была.

Ляжки у нее были все такие же ослепительно-сочные.

Я постоял немного, любуясь. Смотрел то на ее ноги, то в глаза. Она молча смотрела на меня. Потом приехал ее автобус, и она поднялась по ступенькам наверх. И уехала, глядя на меня из-за стекла. Только после того, как автобус отъехал достаточно далеко, я побежал за ним. Она смотрела на меня и улыбалась. А я бежал, пока не выбился из сил. Но автобус уехал уже совсем далеко и я бы никак не смог догнать его.

Так что мы ничем не рисковали.

Когда я стану ветром

– Ждите здесь, – велел охранник.

Очень мужественный, в черной кожаной куртке, и взглядом из-под бровей. Может, они у него просто были как у Брежнева? Я не всматривался, они не любят прямого взгляда. Так что мне пришлось наблюдать за ним исподтишка. Плечи надутые, но это, скорее, из-за трех свитеров. Они все одевают по три свитера, чтобы не казаться тщедушными. Ну, под кожаную куртку. Время от времени он бросал взгляды на дверь, откуда должна была выйти Она. Я без колебаний понял, что он влюблен. Они все влюблены в певиц, которых должны охранять, после того, как стал популярным фильм «Брат-2». Я понял, кого он мне напоминает. Охранника певицы Салтыковой из «Брата-2». Удивительно, подумал я, но больше ничего подумать не успел, потому что дверь распахнулась и в кабинет влетела певица Максим.

Странно, но я ничего не почувствовал.

Поразительно, понимаешь в один день, что есть где-то женщина твоей мечты, мечтаешь о ней, а потом она входит в комнату, где ждешь ты, а ты… ничего, совсем ничего не чувствуешь.

Должно быть, так же чувствовали узники концлагерей, когда их освобождали.

Слишком много надежд, слишком много времени за колючей проволокой. Ей для меня были дни моей жизни, серые, и не скрашенные ничем, кроме алкоголя и рассказов, которые я пописывал, чтобы хоть на время отвлечься от боли. Фантомной боли любви, которой я никогда не испытывал, и которая нагрянула ко мне, словно в плохом романе плохого писателя, коварным убийцей с ножом.