Водораздел - [24]
— В общем, говорят, будто генерал наш в этом замешан. И Усольцев тоже. И что чеченцы на базе РУБОПа дали показания, и поэтому теперь, что товарищ генерал, что Усольцев, все у Мордашева под колпаком.
— Вот значит, как…
Полковник достал сигарету, чиркнул зажигалкой и задымил. Подымив с полминуты, он вдруг спросил:
— Скажи–ка, Михальчук…Хочешь на мое место?
Михальчук слегка растерялся.
— Да говори, не стесняйся, только честно. Мы все люди свои.
— Вообще–то я считаю, что никто не справится с этой работой лучше, чем вы. Я, конечно, не отказался бы, но…
— Вот за что я тебя люблю, Михальчук, так это за честность, — и Брусницын подошел к Михальчуку и положил руку на его плечо, — а теперь сам посуди. Занять ты его можешь при двух раскладах. Либо если меня отсюда сапогом да под задницу, либо если я уйду на повышение.
— Ну, конечно, только если ты пойдешь на повышение.
— Вот и я так думаю, Михальчук. А чтобы наши мечты стали явью, просто думать мало. Придется нам с тобой поработать, причем стахановскими темпами. Готов ли ты к этому, Юра?
— Всегда готов, Леха.
— Вот это правильно, это по–нашему. А теперь иди и работай. Держи ситуацию под контролем, круглыми сутками, без перерыва на сон, еду и чего там у тебя еще. И докладывай мне все незамедлительно.
— Вас понял, товарищ полковник, разрешите идти?
— Иди. Да, кстати, скажи–ка мне, это так, или я ошибаюсь, что Волынин Виталий Владимирович давно уже не был в наших краях.
— Да уже больше двух месяцев.
— Двух месяцев, говоришь… — полковник задумчиво уставился в потолок, — то есть с момента инаугурации губернатора на второй срок.
— Да, получается так.
— Ну, ладно, иди, иди.
Как только дверь захлопнулась, полковник снова достал бутылку и налил себе еще полстакана. Осушив и его, он подошел к окну и закурил.
— Так, так, — начал он бормотать, глядя на шумевшую внизу улицу Дзержинскую, — похоже, что между Дмитрием Ивановичем и Виталием Владимировичем отношения–то испортились… Похоже, все не так плохо, как казалось вчера. И ты еще горько пожалеешь, дорогуша, о своем поведении, на этот раз ты плохо сообразила и просекла смену внутриполитической обстановки, — договорив, он потушил сигарету, покрошил ее в пепельницу и вернулся в свое кресло.
…
Генерал Гладышев вернулся в свой кабинет в довольно взвинченном состоянии. Первым делом, он пошел в свой персональный туалет, где вымыл лицо, потом сменил костюм и освежился одеколоном. После этого он взял набрал номер дежурного. У дежурного он затребовал график визита полпреда, внимательно его изучил и произнес:
— Ну, я вам, сволочам, еще всем покажу!!!
Потом достал бутылку водки, распечатал его, налил себе стопку и залпом осушил. Немного посидев, он открыл свой личный сейф и углубился в него, а затем извлек на белый свет несколько папок. Внимательно их просмотрев, он произнес:
— Ну, хорошо, еще посмотрим, кто кого чьим компроматом перешибет…
Посидев около пяти минут, он взял в руки мобильник и набрав номер Мордашева, жалобно сказал:
— Але, Александр Константиныч? Это я. Вот звоню вам защиты просить. Уголовники эти достали. Все требуют, чтоб я их вопрос порешал… Да, сами знаете какой… Вы же хотите, чтоб я в живых остался… вы бы вопрос этот с ними как–то порешали. Увидеться бы надо, все обговорить. Сегодня никак, да? Завтра вечером? То есть после приезда полпреда? По результатам разговора? Ну хорошо, давайте хоть так.
После этого генерал позвонил своему давнему знакомому помощнику полпреда президента Юрию Копылову и попросил подтвердить завтрашнюю аудиенцию у полпреда. Тот все подтвердил:
— Все нормально, Толя, завтра будь в боевой готовности, — заверил он его.
Положив трубку, генерал осушил еще одну стопку водки, потом откинулся на заднюю спинку кресла и уставился в потолок. Из размышления его вывел звонок телефона, да не какого–нибудь, а вертушки. Генерал не мешкая схватил трубку и машинально привстал, как всегда бывало в таких случаях.
— Генерал–майор Гладышев у телефона, — бодро отрапортовал он, и две выпитые рюмки никак не ощущались в его голосе.
— Слушай, Анатолий Иваныч, — проговорил голос оттуда.
— Слушаю, — ответил генерал и мгновенно вскочив со своего кресла вытянулся по стойке смирно с зажатой у уха трубкой.
— А что там у нас с поставкой? — поинтересовался голос.
— Все нормально, прибытие по расписанию.
— Ты смотри, Анатолий Иваныч, головой отвечаешь. Я к тебе сегодня ребят зашлю для контроля, а ты будь уж так добр, пропуск на машину выпиши и дождись их в своем кабинете вечером.
— Вас понял, — ответил генерал, после чего связь закончилась.
Через полчаса генерал вызвал дежурного по управлению и дал указание выписать пропуск на некую машину — черную бэху с московскими номерами.
В тот же вечер генерал отпустил свою секретаршу.
— Иди с Богом, — сказал он ей, — а я еще поработаю. Дел накопилось невпроворот.
Та ушла, слегка удивившись, поскольку трудоголизмом генерал никогда не отличался. Но об этом она не сильно задумывалась.
В окне генеральского кабинета свет горел всю ночь.
…
Известие о прибытии полпреда вызвало эффект растревоженного улья. Забегали людишки по кулуарам, засуетились, захлопали дверьми, полетели бумажки в разные стороны.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.