Водная пирамида - [26]

Шрифт
Интервал

Отец часто вспоминал слова брата, оставшегося в родной стране с уверенностью, что он никому зла не причинил и ему нечего бояться. Отец же имел другую стратегию: и он никому зла не сделал, но убежал от тех, которые могли сделать зло ему. Он видел выход в бегстве.

В такие минуты Отец размышлял и о скитаниях Игоря Лозинского. И он никому зла не причинил, как и тысячи его сограждан, а спасение от смерти искал на чужбине. Так Отец находил все новые аргументы, чтобы оправдать свое предстоящее бегство. Да и эти несчастные угри, из которых спасались единицы, пускаясь в путь, следовали вместе с множеством других рыб…

Отец тщательно готовился к встрече с Игорем Лозинским и его помощником среди своих книг. Он будто предчувствовал праздник для себя и для своих книг, и смысл этого праздника был понятен только ему.

Правдивая книга, правдивая страница, правдивая строчка, правдивая буква — будто между ними продвигались спасенные угри. Жизнь подтверждала, что каждая книга имеет свою судьбу, незаконченную. Перелистывание страниц книг, месторасположение которых Отец постоянно менял, означало перелистывание действительных событий. При таком чтении книга оживала.

Судьба могла спрятаться за запятой, остановиться на точке, задать себе вопрос с помощью вопросительного знака, удивиться благодаря какому-то знаку. А, может быть, она была в незаконченном предложении, незаконченном слове… Мама, оставаясь верной отцовским книгам и его загадочным читкам, была убеждена, что в книгах прячутся души.

В отцовских книгах велись бои. Книги Дарвина об эволюции сражались с истиной святых книг. А и тем, и другим противостояли книги о новых идеологиях. При этом даже физически чувствовалась весомость каждой книги во времени, в жизни семьи и рода.

И сейчас в этой большой, имеющей свой жизненный ритм библиотеке на перекрестке вод, которые связывали реку, Озеро, море и океан в один путь, самый прекрасный путь на планете Земля, в путь угрей, Отцу предстояло принять судьбоносное решение, касающееся семьи, ее дальнейшего существования. Книги содержали в себе неиссякаемый источник памяти, а предполагаемые миграции угрей туда и обратно скрывали тайну о возможном конце семейного изгнания благодаря открытию истинного пути к земле без возврата…


В те дни, ожидая к себе Игоря Лозинского, Отец более чем обычно был занят своими книгами и рукописями. Он редко выходил из кабинета, а адвокатскую работу практически оставил. К Отцу приходил только его помощник с кипой дел, чтобы получить от него инструкции. Отец в один момент определял дела, которые могли решиться в пользу клиентов, нуждающихся в защите, а остальные откладывал в сторону, до лучших времен. Помощник с удивлением смотрел на то, как внимательно Отец разглядывает книги об угрях, и не мог понять, что его в них так сильно интересует.

Пришло известие от Игоря Лозинского о том, что он с Цветаном Горским навестит Отца вечером того же дня. И Маму охватило тихое волнение. Она долго и тщательно убирала дом и готовила для гостей ужин.

Для Мамы Игорь Лозинский принес букет цветов. Очень красивых. Это был, пожалуй, первый букет, который она получила после того, как семья пересекла границу. В такое беспокойное время кому могло прийти в голову принести синьоре букет?! — размышляла она.

Букет пробудил в ней рой воспоминаний из ее детства в Салониках, когда она, рано оставшись сиротой, жила у дяди, хирурга в одной тамошней больнице, который был женат на итальянке, настоящей синьоре, и часто, по разным случаям, приносил своей жене цветы. И сейчас Мама знала, что надо делать с цветами. В доме была синяя ваза, привезенная из Италии, купленная во время ее единственного в жизни путешествия вместе с мужем, спасенная из дома по другую сторону Озера. Она взяла вазу с собой при последнем переселении, а еще — как воспоминание о той далекой поездке — каталог товаров, предлагаемых итальянским домом моды Ла Ринашенте на весну какого-то, одного из тридцатых, года. И вот сейчас благодаря цветам Игоря Лозинского вазу заполнило другое время.

Ужин превратился в веселое застолье. Здесь была и Мария, невероятно счастливая, что может помочь Маме и быть рядом со своим учителем Игорем Лозинским. Она радовалась тому, что их дом стал мостом между нашей семьей и Лозинским.

И соседка, старая Воскресия, внесла свой вклад в подготовку ужина. Целый день она простояла у плиты, запекая мясо с овощами, в чем она была большая мастерица. А Мама сделала питу — слоеный пирог с курятиной. Смешались запахи кулинарных творений с двух берегов Озера. Кто бы мог подумать, что между вкусами и запахами есть граница, способная их разделить. В ту тихую балканскую ночь, в этом счастливом уголке балканского Вавилона такой границы не существовало…

Рыбак Коле, довольный богатым уловом угрей, не желая входить в отцовский и игорев «союз угрей», принес большую, особым образом подготовленную для жарки рыбину — угря, всю пропитанную чесноком, уксусом и специями по какому-то балканскому алхимическому рецепту, чтобы отдала она свой злой жир. А когда ее зажарили, жира не было и под крышкой.

Принес Коле и вино, сделанное им из своего винограда, которое он годами хранил в погребе дома в ожидании особого дня — праздника освобождения или помолвки Марии. Аппетитный запах еды распространился до реки, смешался со свежестью, идущей от озерных вод, которые, наверняка, начали свой путь у родного нам берега, у родного дома.


Рекомендуем почитать
Новые кроманьонцы. Воспоминания о будущем. Книга 4

Ну вот, наконец, добрались и до главного. Четвёртая книга – это апофеоз. Наконец-то сбываются мечты её героев. Они строят, создают то общество, ту среду обитания, о которой они мечтали. Люди будущего – новые кроманьонцы, полны энергии, любвеобильны, гуманны и свободны.


Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси

В сборник вошли двенадцать повестей и рассказов, созданных писателями с юга Китая — Дун Си, Фань Ипином, Чжу Шаньпо, Гуан Панем и др. Гуанси-Чжуанский автономный район — один из самых красивых уголков Поднебесной, чьи открыточные виды прославили Китай во всем мире. Одновременно в Гуанси бурлит литературная жизнь, в полной мере отражающая победы и проблемы современного Китая. Разнообразные по сюжету и творческому методу произведения сборника демонстрируют многомерный облик новейшей китайской литературы.Для читателей старше 16 лет.


Птичья гавань

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Тысяча третий свободный человек

Антоничева Марта родилась в 1981 году в Баку. Окончила факультет филологии и журналистики и аспирантуру Саратовского госуниверситета, кандидат филологических наук. Литературный критик, режиссер документального кино, драматург. Первая публикация — в журнале «Континент» (2005). Печаталась в журналах «Урал», «Знамя», «Октябрь» и др. Живет в Саратове. Опубликовано в журнале: «Волга» 2017, № 5-6.


Дикие рассказы

Сборник рассказов болгарского писателя Николая Хайтова (1919–2002). Некоторые из рассказов сборника были экранизированы («Времена молодецкие», «Дерево без корней», «Испытание», «Ибрям-Али», «Дервишево семя»). Сборник неоднократно переиздавался как в Болгарии, так и за ее пределами. Перевод второго издания, 1969 года.


Необходимое убийство

Из-за длинных волос мать Валя была похожа на мифическую Медузу Горгону. Сын Юрка, шестнадцати лет, очень похожий внешне на мать, сказки о Медузе знал. Вдвоем они совершают убийство. А потом спокойно ложатся спать.


Храпешко

Это история о том, как в ремесленнике и подмастерье рождается Мастер и Художник. Как высокий и прекрасный Дар высвобождается из пут повседневности. Как сквозь пошлость проступают искусство и красота — в мире, где «слишком мало мечтают и слишком часто случаются всякие непотребства». Это история странствий, становящихся паломничеством, в процессе которого герой с легкостью перемещается из Европы середины XIX века — в античные Афины, в средневековый Багдад, даже на Луну. История рождения шедевров, когда мучительность и трагизм, чудодейственность и грандиозность — всегда рядом.


Двадцать первый: Книга фантазмов

Действие романа происходит на пороге двадцать первого столетия, в преддверии новой эры, когда у людей создается впечатление, что время спотыкается об этот порог, оно вдруг начинает терять свой обычный ход — течет неправильно, иногда ускоренно, иногда замедленно, порой в обратном направлении, соединяя еще только ожидаемое будущее и канувшее в Лету прошлое. Мир становится похожим на забарахлившую карусель истории, на которой нигде и никому уже не безопасно…