Водители - [48]

Подошел механик, велел заправлять машину. Нюра залила воду, бензин, автол. Механик вернулся, прослушал работу двигателя на разных оборотах. Потом сел за руль. Нюра уселась рядом с ним. Машина тронулась в пробный рейс по городу.

Неужели что-нибудь плохо сделали? Тогда снова разбирать, опять жди. Она вглядывалась в бесстрастное лицо механика. Он вел машину на разных скоростях, пробовал тормоза, прислушивался к работе механизмов, останавливал машину, регулировал зажигание, питание. Нюра подумала, что если он сам «доводит», то, значит, все в порядке, иначе он послал бы ее обратно в гараж. Да и ей казалось, что все хорошо. Моторчик работает как часы – нужно думать, сам Пчелинцев делал! И все агрегаты ведут себя – лучше не надо, а про внешний вид и говорить нечего – как с завода! Только кузов осталось покрасить – это мелочь: сегодня покрасят, а завтра в рейс.

Но механик нашел больше недоделок, чем она предполагала. Там подкрепить, здесь положить резину, в этом месте подварить, тут болтик не тот поставили. Пока все это доделы-валось, маляр покрасил кузов, а Нюра собрала инструмент в новенькую клеенчатую сумку.

К вечеру все работы были закончены. Заполнили акт. Нюра понесла его на утверждение техноруку. Любимов подписал, улыбнулся:

– Довольны вы теперь кабиной?

– Очень. Большое вам спасибо!

Когда Нюра сдала акт Горбенко, тот, передавая его нормировщику, сказал:

– Подсчитайте, во сколько обошелся нам этот «колдун». – И, обернувшись к Нюре, добавил: – За месяц доломаете?

Но счастливое настроение еще не прошло у Нюры, и она кротко ответила:

– Я буду ездить аккуратно

Все дела закончены, завтра в рейс, а Нюра все ходила вокруг машины, протирала кабину, наслаждаясь запахом краски, свежего дерева, нового дерматина – всегда приятным запахом новой вещи. Новенькие серые покрышки с четким рисунком протектора, надетые на черные диски, придавали машине нарядный вид.

Сидя в кабине, Нюра вынула из карманчика блузки маленькую фотокарточку Демина и закрепила ее над ветровым стеклом. Этот портрет она раздобыла зимой, оформляя витрину стахановцев. Демин был снят в комбинезоне, из-под которого виднелся ворот гимнастерки. Его глаза, как живые, смотрели прямо на Нюру. Она отклонилась в сторону, но глаза поворачива-лись вслед за ней, и ей казалось, что даже на карточке они меняют свое выражение и становятся то лукавыми, то самоуверенными, с оттенком превосходства. Она положила руки на руль, опустила голову. Вернется он сегодня или нет? Приехал в Москву вчера, выедет обратно сегодня утром и к вечеру должен быть.

Зажглись огни в гараже и конторе. Из городского сада донеслись звуки радиолы; они налетали и спадали, как волны, вместе с порывами теплого, сухого ветра. Во двор все чаще въезжали машины: кончалась вторая смена.

Нюра сидела в кабине, никому не видимая, притаившись, как мышь… Где теперь Демин? Мысленно она представляла себе дорогу от Москвы до Загряжска: Подольск, Серпухов… Тула… Машина Демина шла медленней, чем в ее воображении, иначе давным-давно вернулась бы в гараж.

Звуки радиолы все лились и лились, наполняя теплый вечер щемящей сердце песней. Кто был свободен от смены, ушел в городской сад на оперетту, но Нюра не пошла. Что ей там делать? Она вспомнила грустное лицо Демина, когда он объявил ей о своем отъезде.

Звук сигнала заставил ее поднять голову. В ворота въезжала машина с прицепом. Нюра выскочила из кабины, хлопнув в волнении дверцей. Нет, не он! Она опустилась на подножку. Ну почему его нет? Когда он приедет?

Окно директорскою кабинета было распахнуто, она видела Полякова, к нему входили люди, разговаривали с ним, и никому не было дела до Нюры, она сидела и ждала, и время тянулось бесконечно долго. Она посмотрела на небо, на дальние звезды, потом закрыла глаза. Из многоцветных пятен снова возникло лицо Демина. Нюра положила руки на руль, опустила на них голову и погрузилась в бесконечное ожидание.

Глава двадцать пятая

Иванов на очередном приеме долго и придирчиво расспрашивал о его, Канунникова, претензиях к Полякову. Канунников был чувствителен к интонациям начальнического голоса и в голосе Иванова уловил осуждение. Только вернулся он в трест, как раздался телефонный звонок из Москвы. Министр прямо обвинил его в попытке сорвать строительство мастерских. Дело зашло далеко, и, если ему не удастся доказать свою правоту, он предстанет перед всеми в неприглядном облике склочника и интригана. Обдумав положение, Канунников решил столкнуть Полякова с директорами других автобаз – оснований для такого столкновения больше чем достаточно! И повод для совещания есть: итоги работы предприятий за первое полугодие.

Канунников любил такие совещания, тщательно к ним готовился и проводил широко, приглашая гостей из областных организаций и министерства. Работники треста чертили графики и диаграммы, изготовляли щиты, витрины, макеты, альбомы в нарядных переплетах, начальники отделов писали для Канунникова доклад, всем хватало работы! Главной же заботой была подготовка выступлений – мало ли кто там чего брякнет! «Конечно, и покритиковать надо», – говорил Канунников, но понимал под этим право своих подчиненных добавить к потоку славословия крупинки критической соли. Совещанию нужно дать направление, а направление Канунников умел давать. Важно с самого начала сделать загряжскую автобазу «именинницей», организовать два-три «нужных» выступления, а дальше само закрутится. Во всяком случае, в директоре касиловской автобазы Сергееве Канунников был уверен: он-то против управляющего трестом не пойдет, тем более Загряжск обогнал его. Самолюбие задето! Конечно, с Поляковым у него неплохие личные взаимоотношения, но это не страшно. Пусть он «по-дружески» поправит Полякова.