Вода и пламень - [4]

Канал… Ровный и гладкий водный бульвар выглядит автострадой, проложенной по песчаной пустыне. На западном берегу, правда, пустыня подступает не сразу: параллельно каналу идет железная дорога и асфальтированное шоссе. Песок начинается дальше. Зато на восточном берегу рыжие дюны подходят прямо к воде.

Это один из редких уголков мира, где можно видеть на одной версте автомобиль последней марки, паровик, океанское судно и караван одногорбых верблюдов. Средства передвижения как бы располагались по убывающей скорости с запада на восток…

Мы шли мимо развороченного пути, вагоны и платформы валялись под откосом.

Подобного не приходилось видеть с 1944 года. Во мне еще живы воспоминания о том, как с бьющимся от радости сердцем мы закладывали взрывчатку под рельсы и потом слушали взрывы в ночном лесу, уходя от немецкой облавы. Но здесь вид разрухи не вызвал ничего, кроме горечи…

«Калипсо» явно интриговал экипажи других судов. Странный облик: то ли военный тральщик, то ли прогулочная яхта, сверкающая белизной краски, которую мы усердно накладывали трое суток подряд; разношерстный экипаж: представительный капитан, облачившийся по случаю официальных визитов на берегу в форму капитана 3-го ранга, несколько типичных морских волков (Саут, Бельтран и Монтюпе), а рядом какой-то сброд. Живописные существа – кто в шортах, кто во фланелевых брюках, а кто и просто в плавках. Со стороны было видно, что на палубе царят сверхдемократические порядки: скажем, вот этот бородач, весь вымазанный белой краской да еще с кистью в руке, запросто болтает с самим капитаном! Есть от чего прийти в изумление чинным офицерам соседних судов. А тут еще совсем непонятный фальшивый нос…

Будучи объектом любопытства других экипажей, сами мы с живейшим интересом глазели на стоявший по левому борту норвежский сухогруз, где на палубе появились две очаровательнейшие пассажирки. При виде их на «Калипсо» сразу возник разговор о потенциальной опасности для пловцов со стороны акул. Было рассчитано, что вплавь до «норвежца» можно добраться за две минуты, так что спор заключался в том, решатся ли акулы за столь короткое время напасть на человека… Однако молодых океанографов удержали на борту не акулы и не полное незнание языка очаровательных пассажирок, а прозаическая грязь, пластами плававшая вокруг. Геллеспонт, в воды которого окунался лорд Байрон, был, несомненно, куда чище…

Занимался день, когда мы прошли канал. Справа подымался массивный откос розоватого цвета, удаляясь, насколько хватало глаз, на юго-восток; то была гигантская стена дикого камня, окаймляющая Африканский континент.

И Суэцкий залив, и Акабский, врезанный в сушу с другой стороны Синайского полуострова, и Красное море, куда мы держали путь, – все эти длинные морские желоба образовались в результате грандиозного катаклизма, изменившего лик Земли.

В эпоху, которую геологи именуют третичным периодом, каких-то несколько миллионов лет назад (а возраст затвердевшей Земли исчисляется примерно в три с половиной – четыре миллиарда лет), земная кора раскололась от гор Таурус в Турции до озера Ньяса в Африке, от 35–36° северной широты до 20° южной. На протяжении около шести тысяч километров вдоль 35-го меридиана тянется зигзагом колоссальный разлом. Этому гигантскому сбросу соответствует подъем такого же порядка, вознесший на тысячи метров вверх морское дно, лежавшее прежде на километровых глубинах. Так возникла гирлянда гор, тянущаяся от Альп до Гималаев в одном полушарии, и Кордильер с Андами в обеих Америках.

Что же послужило причиной столь грандиозного смятения на земной поверхности?

С тех пор как двести лет назад Гораций-Бенедикт де Соссюр заметил, что вершины высочайших гор несут морские отложения, было сделано немало попыток объяснить этот феномен. Вначале считалось, что своей складчатостью земная кора обязана охлаждению поверхностного слоя; гипотеза, однако, натолкнулась на серьезное возражение: если поверхностный слой Земли охлаждается, выпуская калории в межзвездное пространство, он, безусловно, должен был остыть больше внутренней части. Объем же последней не меняется, поэтому поверхность не могла сморщиться наподобие засохшего яблока. Кстати, одна из недавних теорий гласит, что Земля отнюдь не охлаждается, а, напротив, нагревается под действием радиоактивности скальных пород, и идея общего или частичного нагрева позволяет так же строить тектонические теории.

Другая гипотеза имела колоссальный успех и вызвала яростную полемику: речь идет о теории дрейфа континентов. Сформулированная еще в 1859 году Шнайдером-Пеллегрини, она получила известность лишь после того, как в 1915 году ее развил геофизик Альфред Вегенер. Согласно этой теории, разработанной в дальнейшем Эмилем Арганом (1922 г.), на планете существовал первозданный континент Пангея, плававший на подстилающем слое расплавленных пород; потом он разбился, и его отдельные части пустились в плавание – обе Америки к западу, Индостан и Австралия к востоку и, наконец, Антарктида к югу.

Дрейфуя, эти континенты своей массой спрессовали толстые слои осадочных отложений, скопившихся в результате эрозии в морских желобах на окраинах континентов. Сжатие достигло со временем такой силы, что первоначально горизонтальные слои сморщились, наложились друг на друга и в конце концов колоссальным давлением были подняты с морского дна, иногда – как в гималайской цепи – до десяти километров ввысь. Естественно, что параллельно этому процессу шел и обратный: в других местах в результате дрейфа континентов земная кора растягивалась настолько, что давала трещины. В результате образовались горные цепи и гигантские провалы, подчас в несколько тысяч метров глубиной.