Во всем виноват лишайник - [37]

Давайте спустимся вниз. Кстати, я думаю, не стоит говорить об этом Стефани. Я уже сказал вам, что это весьма неприятная, но необходимая мера предосторожности.

— Привет, Ричард, — сказала Стефани, когда они вошли в гостиную. — Чешется, да? Скоро пройдет. И ты про все забудешь.

— Надеюсь, нет, — с сомнением проговорил Ричард. — Первой огорчительной мыслью было: раз один мой день будет равняться трем дням обычного человека, мне придется есть всего один раз в сутки.

— Если ты не впадешь в апатию, или в спячку, или что-нибудь в том же духе, твой организм, чтобы нормально функционировать, будет продолжать нуждаться в прежнем количестве калорий, — сказала Стефани таким тоном, словно это было очевидно и младенцу.

— Но… да, ладно, поверю тебе на слово, — проворчал Ричард. — Мне не остается ничего другого. В это вообще довольно трудно поверить. Честно говоря, если бы на обложке не стояло имя «Саксовер» — Он пожал плечами, нахмурился и продолжал: — Вы должны простить меня, Доктор, но я до сих пор до конца не могу поверить в этот секретный рецепт… если я правильно выражаюсь. Да, вы Мне все объяснили с удивительным терпением, тут мне не на что жаловаться. Со временем, наверное, дойдет, но сейчас у меня такое чувство, что я неожиданно оказался среди алхимиков — не сочтите мои слова за оскорбление. Просто мы живем в двадцатом веке, и ученые — во всяком случае по моим представлениям — так себя не ведут; я хочу сказать, никто не боится, что теперь его будут преследовать за колдовство, — закончил он совсем смутившись.

— Могу вас уверить, что никто действительно так себя не ведет, — ответил Френсис. — И если бы у нас были достаточные запасы препарата, или если бы мы смогли его синтезировать, никаких проблем не возникло бы. Все дело именно в этом. Ну а теперь прошу извинить, мне еще нужно успеть до обеда много сделать, — заявил Френсис и ушел.

— Полагаю, — сказал Ричард, когда дверь за Саксовером закрылась, — придет день, когда я поверю. В настоящий момент для меня это лишь некое предположение.

— Да, наверное, так оно и будет, — согласилась Стефани, — но это совсем нелегко. На самом деле до конца поверить оказалось гораздо труднее, чем я думала. Для этого придется отказаться от многих основ, которые мы усвоили с самого детства. Юные дети, родители среднего возраста, пожилые бабушки и дедушки — сама идея разных поколений теперь поставлена под сомнение. Нам нужно отказаться от прежних понятий. Очень многие из них потеряли всякий смысл.

Она заглянула Ричарду в глаза:

— Десять дней назад я была счастлива провести с тобой пятьдесят лет — если нам повезет, конечно. Естественно, я не думала об этом так. Я просто собиралась прожить с тобой жизнь. Сейчас — даже не знаю… Могут ли люди прожить вместе сто пятьдесят, а то и двести лет? Могут ли двое так долго любить друг друга? Что будет? Как сильно изменится человек за такой срок? Нам не дано знать. Никто не может рассказать об этом.

Ричард подошел к ней и обнял за плечи:

— Дорогая, никто не в силах пересечь мост, даже длиной в пятьдесят лет, не подойдя к нему. Может быть, многие трудности возникают именно потому, что у нас в запасе есть всего пятьдесят лет? На этот вопрос тоже нет ответа. Конечно, придется иначе строить свою жизнь, но все равно нет никакого смысла беспокоиться о том, что произойдет через сто лет. Что же до остального — какая разница на самом деле? Мы не могли знать о том, что нас ждет, десять дней назад; мы и сейчас не можем ничего начинать — кроме того, что проживем намного дольше, чем предполагали. Почему бы нам не вести себя так, словно ничего не изменилось — к лучшему или худшему? Мы ведь все равно хотим этого, не так ли?

— О да, Ричард, да. Только вот…

— Только что?

— Я и сама толком не пойму… Потеря многовековых традиций… Стать, например, бабушкой, когда тебе — по физическому состоянию — двадцать семь, или прабабушкой, когда тебе тридцать пять… Иметь возможность завести ребенка в девяносто лет… И это при коэффициенте всего лишь три. Все так ужасно перепутается! Я даже не знаю, ХОЧУ этого или нет…

— Дорогая, ты сейчас рассуждаешь так, словно до сих пор каждый человек планировал свою жизнь. Тебе ведь известно, что это не так. Люди учатся в процессе жизни — а когда они уже все знают, наступает время умирать. Нет возможности исправить ошибки. Мы же сможем сначала всему научиться, а потом насладиться жизнью. Все это еще не стало для меня реальным, но мне уже кажется, что твоя Диана совершенно права. Очень важно иметь в запасе время. Если мы будем жить дольше, мы сможем лучше познать жизнь. Начнем больше понимать. Наша жизнь будет более полной и богатой. Так должно быть. Невозможно заполнить двести лет банальностями, которых вполне хватает на пятьдесят…

Перестань, дорогая, не стоит беспокоиться. Надо просто жить. Нам предстоит удивительное приключение. Ты должна настроиться именно на это. Мы получим удовольствие от того, что будем вместе. Ну, разве ты со мной не согласна?

Стефани посмотрела на него. Ее лицо прояснилось, и она улыбнулась.

— О да, Ричард, дорогой. Конечно.

ГЛАВА 8

Среди почты, полученной Френсисом Саксовером в понедельник утром и лежащей возле его тарелки с завтраком, выделялся пухлый конверт, адрес на котором был написан незнакомым почерком. Вскрыв конверт, он обнаружил вырезку из газеты и короткое письмо: