Во всём виноват Гоголь - [37]

Вот так-то и влип в историю дивизии одинокий и добродетельный человек А. П. Бронькин! Хотя «…пора наконец дать отдых бедному добродетельному человеку; потому что праздно вращается на устах слово: добродетельный человек; потому что обратили в рабочую лошадь добродетельного человека, и нет писателя, который бы не ездил на нём, понукая и кнутом и всем, чем попало; потому что изморили добродетельного человека до того, что теперь нет на нём и тени добродетели, и остались только рёбра да кожа вместо тела; потому что лицемерно призывают добродетельного человека; потому что не уважают добродетельного человека». Не посылают ему справедливость небесную, награду за терпенье иль за геройское седлание умом его стихии масс воинских… Хотя честно скажем, что добродетель его всегда целилась в одну лишь сторону и сторона эта небесспорным достоинством сияла.

А в обозреваемую нами ту долгую ночь добродетельный Афанасий показал импозантному клиенту учреждения «Мудрецов» Павлу Ивановичу свой подвиг, конечно, с другими метафорами, красками и запахами, да и времени у него эта боль душевная заняла гигантское множество. Однако Павел Иванович на редкость терпеливо выслушал его сагу, а в конце только что и сделал, внимательно разжёвывая сухарь, так всплеснул руками.

— Не уж-то в сыром чулане двенадцать годков как одна копейка?!

— Прям-таки так! Да вот им хрен! Поставили мы другую пьесу вместе с сотоварищами, — не в меру остро отозвался Бронькин. — Тут, поняв переполох и раскол у прокурорских с судейскими и с генштабом, в дело врезался наш непотопляемый замполит Аверкий Семёнович, гвардии подполковник. Он стороной выказал тому маршалу, что стоит над головой Хреновухина, что квартальная сводка по дисциплине и порядку из-за победного моего салюта во всей танковой армии ниже их колен колеблется, — ещё больше завёлся Бронькин. — Замполит у нас такой был горячий и требовательный, что не то что генералу или прокуратуре, а чёрту мозги легко вправит, да так, что чёрт сам по электричкам побежит бегать и милостыню собирать, если ему Семёныч прикажет. Хоть самому Семёнычу на его личные именины, а хоть даже и на борьбу с нечистой силой чёрт ему собирать будет ассигнации как миленький!

При неоднократном упоминании чёрта здесь клиент саркастически и длинно нахмурился, непривычно осклабился, затем равнодушным взором окинул висящие по углам портреты современных бородатых и лысых классиков, но жевать прекратил. Стало слышно даже тайное дыхание Зухры за ближайшей портьерой. Но капитана её дыхание не остановило.

— Замполит-то наш и запустил следствие точно по понятиям и директрисе болотных огней, — продолжил Бронькин. — Семёныч, слава богу, и сейчас среди нас. Он отец Феофан (в миру Аверкий Гармошкин), окормляет нас и окрыляет, правда, в тестовом режиме в приходской церкви Николы на Недотычках, что пока ещё торжественно не для всех открыта. Хотел он было на ипотечный кредит совсем новый храм строить, да от условий и процентов банка уже и сам потерял веру. Ограничился он пока что возведением минимаркета сувениров, домашней кухни спешного питания и личных покоев сверху, где и живёт с молодой матушкой и верой в квартиру от нашей обороны.

— Так комиссар и теперь при власти? — заинтересованно прервал его клиент.

— Так, да не так, — тяжело вздохнул Афанасий Петрович. — С ним тут такая история завязалась. Гармошкина сильно заинтересовала вдруг полнота всей нашей подлунной жизни как таковой, то есть вместе со всеми её прелестями и безобразиями. Будучи только что как назначенным к нам настоятелем, теперь, как болтают за углом, в служении запрещён и направлен указом их командира за штат временно. Вроде как за самоволку с выездом на выставку ЭКСПО в Шанхай на дегустацию наших щей и кваса с боевой стрельбой. Здесь пока ни гу-гу про это, но его электорат и МИД в курсе.

— Что ж до меня касательно, — продолжил Бронькин, — то пришлось мне тогда скоропостижно подать в отставку. Хотел было эмигрировать в Германию или какую другую экзотическую страну, где со специалистами моего уровня туго, но пока что думаю. Сижу в детективном отделе и ещё в одном месте. Конечно, красота классики — страшная сила! Но там мне для личного обогащения уже мало чего осталось. Набираюсь, так сказать, иных полезных сведений с мечтой о построении своего бизнеса во всём городе сразу.

— Вы, я вижу, тоже на пороге неких мыслей, а то и свершений, — решился наконец-то взять клиента за рога Бронькин. — Быть может, вам недостаёт соратника, в совершенстве владеющего местным колоритом и знаниями о бизнесе господина Чичикова, или толкового топ-менеджера на условиях выплаты активно прогрессирующих бонусов по факту талантливо выполненных работ? Такого человека я бы мог вам подогнать, что, конечно, тоже не вполне бескорыстно, но доступно… — Бронькин вытащил из сумки несколько чуть смятых листов и протянул их посетителю. — Здесь публичное слово в поддержку господина Чичикова и его соратников, вязь размышлений вашего покорного слуги. Ткань кружевная, ибо носит коммерческий нрав и состоит в ожидании вознаграждения центральным печатным органом непримиримой оппозиции города… Здесь же мои неподкупные суждения о городе. Сегодня материал уже опубликован, правда, самой газеты у меня пока нет. Вы могли бы насладиться его прочтением, пока я произведу предрассветные указания персоналу, — сказал он отрывисто и категорично, будто с силой всучивая клиенту бумагу и время для обдумывания.