Во всем мне хочется дойти до самой сути… - [11]

Шрифт
Интервал

Прогнать не может никакой,

Которой ветры не подымут

И не рассеют никогда

Ни утро мая, ни страда.

Был дик открывшийся с обрыва

Бескрайний вид. Где огибал

Купальню гребень белогривый,

Где смерч на воле погибал,

В последний миг еще качаясь,

Трубя и в отклике отчаясь,

Борясь, чтоб захлебнуться вмиг

И сгинуть вовсе с глаз. Был дик

Открывшийся с обрыва сектор

Земного шара, и дика

Необоримая рука,

Пролившая соленый нектар

В пространство слепнущих снастей,

На протяженье дней и дней,

В сырые сумерки крушений,

На милость черных вечеров…

На редкость дик, на восхищенье

Был вольный этот вид суров.


Он стал спускаться. Дикий чашник

Гремел ковшом, и через край

Бежала пена. Молочай,

Полынь и дрок за набалдашник

Цеплялись, затрудняя шаг,

И вихрь степной свистел в ушах.

И вот уж бережок, пузырясь,

Заколыхал камыш и ирис,

И набежала рябь с концов.

Но неподернуто свинцов

Посередине мрак лиловый.

А рябь! Как будто рыболова

Свинцовый грузик заскользил,

Осунулся и лег на ил

С непереимчивой ужимкой,

С какою пальцу самолов

Умеет намекнуть без слов:

Вода, мол, вот и вся поимка.

Он сел на камень. Ни одна

Черта не выдала волненья,

С каким он погрузился в чтенье

Евангелья морского дна.

Последней раковине до́рог

Сердечный шелест, капля сна,

Которой мука солона,

Ее сковавшая. Из створок

Не вызвать и клинком ножа

Того, чем боль любви свежа.

Того счастливейшего всхлипа,

Что хлынул вон и создал риф,

Кораллам губы обагрив,

И замер на устах полипа.


3

Мчались звезды. В море мылись мысы.

Слепла соль. И слезы высыхали.

Были темны спальни. Мчались мысли,

И прислушивался сфинкс к Сахаре.


Плыли свечи. И казалось, стынет

Кровь колосса. Заплывали губы

Голубой улыбкою пустыни.

В час отлива ночь пошла на убыль.


Море тронул ветерок с Марокко.

Шел самум. Храпел в снегах Архангельск.

Плыли свечи. Черновик «Пророка»

Просыхал, и брезжил день на Ганге.


4

Облако. Звезды. И сбоку —

Шлях и – Алеко. Глубок

Месяц Земфирина ока:

Жаркий бездонный белок.


Задраны к небу оглобли.

Лбы голубее олив.

Табор глядит исподлобья,

В звезды мониста вперив.


Это ведь кровли Халдеи

Напоминает! Печет,

Лунно; а кровь холодеет.

Ревность? Но ревность не в счет!


Стой! Ты похож на сирийца.

Сух, как скопец-звездочет.

Мысль озарилась убийством.

Мщенье? Но мщенье не в счет!


Тень, как навязчивый евнух.

Табор покрыло плечо.

Яд? Но по кодексу гневных

Самоубийство не в счет!


Прянул, и пыхнули ноздри.

Не уходился еще?

Тише, скакун, – заподозрят.

Бегство? Но бегство не в счет!


5

Цыганских красок достигал,

Болел цингой и тайн не делал

Из черных дырок тростника

В краю воров и виноделов.


Забором крался конокрад,

Загаром крылся виноград,

Клевали кисти воробьи,

Кивали безрукавки чучел,

Но, шорох гроздий перебив,

Какой-то рокот мёр и мучил.


Там мрело море. Берега

Гремели, осыпался гравий.

Тошнило гребни изрыгать,

Барашки грязные играли.


И шквал за Шабо бушевал,

И выворачивал причалы.

В рассоле крепла бечева,

И шторма тошнота крепчала.


Раскатывался балкой гул,

Как баней шваркнутая шайка,

Как будто говорил Кагул

В ночах с очаковскою чайкой.


6

В степи охладевал закат,

И вслушивался в звон уздечек,

В акцент звонков и языка

Мечтательный, как ночь, кузнечик.


И степь порою спрохвала

Волок, как цепь, как что-то третье,

Как выпавшие удила,

Стреноженный и сонный ветер.


Истлела тряпок пестрота,

И, захладев, как медь безмена,

Завел глаза, чтоб стрекотать,

И засинел, уже безмерный,

Уже, как песнь, безбрежный юг,

Чтоб перед этой песнью дух

Невесть каких ночей, невесть

Каких стоянок перевесть.


Мгновенье длился этот миг,

Но он и вечность бы затмил.

1918

Болезнь

1

Больной следит. Шесть дней подряд

Смерчи беснуются без устали.

По кровле катятся, бодрят,

Бушуют, падают в бесчувствии.


Средь вьюг проходит Рождество.

Он видит сон: пришли и подняли.

Он вскакивает. «Не его ль?»

(Был зов. Был звон. Не новогодний ли?)


Вдали, в Кремле гудит Иван,

Плывет, ныряет, зарывается.

Он спит. Пурга, как океан

В величьи, – тихой называется.


2

С полу, звездами облитого,

К месяцу, вдоль по ограде

Тянется волос ракитовый,

Дыбятся клочья и пряди.


Жутко ведь, вея, окутывать

Дымами Кассиопею!

Наутро куколкой тутовой

Церковь свернуться успеет.


Что это? Лавры ли Киева

Спят купола или Эдду

Север взлелеял и выявил

Перлом предвечного бреда?


Так это было. Тогда-то я,

Дикий, скользящий, растущий,

Встал среди сада рогатого

Призраком тени пастушьей.


Был он как лось. До колен ему

Снег доходил, и сквозь ветви

Виделась взору оленьему

На́ полночь легшая четверть.


Замер загадкой, как вкопанный,

Глядя на поле лепное:

В звездную стужу как сноп оно

Белой плескало копною.


До снегу гнулся. Подхватывал

С полу, всей мукой извилин

Звезды и ночь. У сохатого

Хаос веков был не спилен.


3

Может статься так, может иначе,

Но в несчастный некий час

Духовенств душней, черней иночеств

Постигает безумье нас.


Стужа. Ночь в окне, как приличие,

Соблюдает холод льда.

В шубе, в креслах Дух и мурлычет – и

Всё одно, одно всегда.


И чекан сука, и щека его,

И паркет, и тень кочерги

Отливают сном и раскаяньем

Сутки сплошь грешившей пурги.


Ночь тиха. Ясна и морозна ночь,

Как слепой щенок – молоко,

Всею темью пихт неосознанной

Пьет сиянье звезд частокол.


Будто каплет с пихт. Будто теплятся.

Будто воском ночь заплыла.

Лапой ели на ели слепнет снег,

На дупле – силуэт дупла.


Будто эта тишь, будто эта высь,


Еще от автора Борис Леонидович Пастернак
Доктор Живаго

«Доктор Живаго» (1945–1955, опубл. 1988) — итоговое произведение Бориса Леонидовича Пастернака (1890–1960), удостоенного за этот роман в 1958 году Нобелевской премии по литературе. Роман, явившийся по собственной оценке автора вершинным его достижением, воплотил в себе пронзительно искренний рассказ о нравственном опыте поколения, к которому принадлежал Б. Л. Пастернак, а также глубокие размышления об исторической судьбе страны.


Охранная грамота

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Люди и положения

Борис Пастернак – второй после Бунина русский писатель, которому присудили Нобелевскую премию по литературе. Его творчество органично сочетает в себе традиции русской и мировой классики с достижениями литературы Серебряного века и авангарда. В повестях, насыщенных автобиографическими сведениями, в неоконченных произведениях обращает на себя внимание необычный ритм его фраз, словно перешедших в прозу из стихов. В статьях, заметках о поэтах и о работе переводчика автор высказывает свои эстетические взгляды, представления об искусстве, о месте творца в мире и истории.


Детство Люверс

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Апеллесова черта

У поэта особое видение мира. Поэт находит особые слова, чтобы его выразить. Поэт облекает свои мысли в особую форму. Порой поэту становится тесно в рамках стиха. Тогда на свет рождается Проза Поэта.


Сестра моя, жизнь

Эта книга представляет собой историю жизни и творчества Бориса Пастернака, отраженную в его стихах, прозе и письмах. Приведены отрывки из воспоминаний современников. Материалы подобраны с тем, чтобы показать творческий процесс создания произведений поэта на основе событий его жизни, как и из чего «растут стихи». В них отразились его мысли и состояние души, которые одновременно были закреплены в письмах Пастернака разным людям и в его прозе.


Рекомендуем почитать
Смысл любви

Любовь возвышенная и плотская, война и непротивление злу насилием, грядущие судьбы человечества, восстановление в человеке уже почти утраченного им божественного начала и мистическая «душа мира» София, культивирование самоотречения ради духовного единства и миссия России как восстановительницы истинно христианского идеала общественной жизни – вот основные темы произведений, вошедших в сборник. Состав издания: «Чтения о богочеловечестве», «Смысл любви», «Идея сверхчеловека», «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории, со включением краткой повести об Антихристе». В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Избранные речи

Федор Никифорович Плевако (1842 - 1908) - талантливый оратор и выдающийся российский адвокат, его имя известно даже людям, далеким от юриспруденции. Адвокат прославился своей способностью убедить любую коллегию присяжных в невиновности его подзащитных. В этот сборник вошли самые известные речи Ф. Н. Плевако, которые не только являются образцом ораторского и адвокатского искусства, но и представляют собой увлекательные истории. Какие смягчающие обстоятельства можно найти для игуменьи Митрофании, цинично прикарманивавшей огромные суммы из средств доверчивых прихожан? Как можно оправдать князя Грузинского, при свидетелях застрелившего молодого гувернера своих детей? Как разобраться в запутанной семейной драме, разыгравшейся в имении помещиков Лукашевичей, и в дерзкой краже ценных бумаг у богача Галича? И что в действительности лежало в основе скандального процесса офицера Бартенева, убившего красавицу актрису, - процесса, вдохновившего Бунина на блистательный рассказ «Дело корнета Елагина»? Редактор: Богатырева Е.


Лучшие речи

Анатолий Федорович Кони (1844–1927) – доктор уголовного права, знаменитый судебный оратор, видный государственный и общественный деятель, одна из крупнейших фигур юриспруденции Российской империи. Начинал свою карьеру как прокурор, а впоследствии стал известным своей неподкупной честностью судьей. Кони занимался и литературной деятельностью – он известен как автор мемуаров о великих людях своего времени. В этот сборник вошли не только лучшие речи А. Кони на посту обвинителя, но и знаменитые напутствия присяжным и кассационные заключения уже в бытность судьей.


Шамбала

Этот сборник состоит из путевых заметок Рериха, сделанных во время путешествий, география которых поистине впечатляет – Алтай, Индия, Тибет, тридцать пять опасных горных перевалов. И везде Рериху удавалось находить следы давно исчезнувших культур и тайных знаний. Во время экспедиции он собрал множество удивительных легенд и историй о загадочной и прекрасной Шамбале – обители просветленных, путь в которую открыт лишь избранным, способным полностью побороть Тьму в душе и разуме. Великий мистик и гуманист задается вопросом: станет ли однажды человечество достойным того, чтобы «заповедная страна» открылась для него? В формате a4.pdf сохранен издательский макет.