Во времена фараонов - [109]

Фараон стоял во главе армии и на поле боя обычно принимал командование на себя, должность везира соответствовала современному военному министру. Ему помогал военный совет, которому он отдавал приказания. Однако в походе, перед тем как вступить в бой, царь совещался со старшими военачальниками. В те времена фараон располагал большой регулярной армией, созданной на национальной основе. Ею командовали профессиональные воины. Фолкнер пишет:

Действующая армия была поделена на дивизии, каждая из которых представляла собой армейский корпус, состоящий из подразделения колесниц и пехоты и насчитывающий около 5000 человек. В битве при Кадете [известная битва Рамсеса II] дивизиями командовали царские сыновья, однако одна дивизия находилась под личным командованием фараона. Дивизии эти носили имена главных богов царства.

Двумя основными родами войск были пехота и колесничие. Любопытно, что кавалерии еще не существовало, вероятно, по той причине, что коневодство было слишком слабо развито для создания конницы. С колесницами египтян познакомили сравнительно недавно вторгшиеся гиксосы. Их использовали подобно современным танкам и бронеавтомобилям, под их прикрытием наступала пехота.

Первый удар наносили колесницы. Пехота, наступавшая за ними, использовала их тактический успех или останавливала наступление врага, если битва складывалась неудачно… Колесницы атаковали также врага в момент его поражения, чтобы превратить неудачу в полный разгром. Эту фазу боя мы часто видим на рисунках, где фараон мчится на колеснице по земле, устланной телами мертвых и поверженных.

Судя по образцам, которые сохранились в египетских гробницах (например, в гробнице Тутанхамона), колесницы представляли собой легкие, безрессорные, двухколесные повозки. В каждой из них находилось два человека — возничий и воин. Последний был вооружен луком, стрелами и щитом. Египетские колесницы очень напоминают нам колесницы, описанные в поэмах Гомера. Возничий подвергался большой опасности, так как у него не было оружия. Его задача заключалась в маневрировании повозкой таким образом, чтобы поставить ее в наиболее выгодную позицию для стрельбы из лука по противнику. В колесницу запрягали по две лошади. Отряды колесниц делились на «эскадроны», каждый из которых насчитывал двадцать пять колесниц. Была введена такая должность, как «начальник конюшни»; он отвечал за состояние лошадей. Так как подковы изобретены еще не были, то не было и кузнецов.

Вооружение пехоты было весьма разнообразным. Лучники помимо луков имели секиры и палицы. Копьеносцы носили с собой щиты. Их копья достигали длины шести футов и использовались как пики в средние века — для построения частокола. В состав пехоты входили отборные части, которые назывались «храбрецы фараона» или просто «храбрецы». Их долгом было возглавлять атаку. Они изображены штурмующими крепостной вал Кадеша, города, взятого Тутмосом III. Были специальные войска для несения гарнизонной службы, а также известные маджаи, «полицейские».

В начале правления XVIII династии для перевозки грузов использовались ослы. Однако Тутмос III для транспортировки лодок, с помощью которых форсировали Евфрат, приспособил повозки, запряженные волами. Впоследствии такие повозки стали частью оснащения египетской армии.

К этому времени полностью сложилась иерархия воинских чинов. Рядовые воины просто назывались «членами армии». Самый нижний воинский чин назывался «наибольший из пятидесяти». Следующий чин назывался «командир сотни», а затем следовал «носитель штандарта». Во времена Рамессидов (поздний период Нового царства) эти носители штандартов командовали отрядами из двухсот пехотинцев. Добровольцы и призывники также назывались по-разному, видимо, чтобы подчеркнуть превосходство одних перед другими. Однако писцы были категорически настроены против военной службы (они были освобождены от нее).

Одному из этих писцов мы обязаны дошедшими до нас записками, отражающими его личное впечатление о военной службе в Сирии. Они были написаны немного позднее правления Тутмоса III, но условия, описанные писцом Гори, практически не отличались от тех, с которыми столкнулись Сенмут и Кенамон, когда они вслед за Менхеперра направились в Сирию.

Гори был крупным чиновником, хорошо знакомым с условиями в Сирии. Свое письмо он адресует подчиненному, некоему Аменемопе, «писцу, находящемуся в распоряжении армии», по-видимому, военачальнику по административно-хозяйственной части, ответственному за питание и снабжение войск. Аменемопе, по всей вероятности, «завалил работу» и, пытаясь скрыть это, прислал Гори напыщенное письмо, в котором хвастается своей доблестью и пытается показать свое знание местных условий.

Каждое слово ответного письма Гори выдает нам старого, закаленного в боях ветерана, бывалого и искушенного. Я уверен, что за его словами, полными тайной насмешки, скрывается доброе сердце. Я представляю себе, как Гори сидит в своем учреждении в Фивах. Войны уже дозади (он рад, что это все кончилось, и он вспоминает не без удовольствия те дни, когда он «командовал вспомогательными войсками… Шардана, Кехек, Машуаша…», когда он шагал по дороге на Мегер, «где небо темное даже днем и… закрыто листьями кипарисов и дубов, где кедры вершинами достигают небес», вспоминает Яффу, где он нашел «прекрасную девушку, присматривавшую за виноградом…».