Во власти речных ведьм - [71]

– Раиса Юрьевна, откройте, пожалуйста, сундук, – сказано тихо, но очень убедительно, будто стало известно нечто важное.

Женщина перестала плакать. На покрасневшем лице проявились белые пятна. И оно стало похоже на шляпку мухомора.

– Зачем?! – сипло пробасила она. Удивилась, а потом сразу разозлилась. – Мои личные вещи! – И с ярым гневом: – Вас не касается!

Непонятно, как ему удалось! Через мощные деревянные доски сундука просачивалось нечто неопределенное. Мы-то с Катей знали, что это проделки Ластика, а Антипова об этом даже не догадывалась, откуда ей! Ее ноги вросли в пол, спину скрючило. Перегнувшись вперед, одной рукой упираясь в пол, она пыталась достать другой до выползающего Ластика в детском сарафанчике, голубеньком с белыми цветочками. Не думаю, что она видела щенка-призрака. Но детская вещица, явившаяся на наши глаза из сундука, накрыла ее мистическим ужасом.

– Ведьма воробьевская! – заорала на Катю Юрьевна. – Дрянь! Речная ведьма, не отдам тебе дочь!

Навыки самбо помогли… Катюша успела перекатиться через стол. Тяжеленный материнский кулак возмездия промахнулся и ударил о край стола. Сухой треск. Пополам! Рухнул. Брызнули стекла вазы. Цветы полетели вверх, чашки на пол. Я подхватила одну из них, у меня получилось ее удержать. Жалко, красивая, с речным пейзажем и домиком. Поняв, что сделала, поразилась, значит силы во мне больше стало! А страшилище чашку, висящую в воздухе, тоже заметила:

– А-а-а-уть, а-а-а! Колдовать в моем доме вздумала!! – И на Катю бульдозером пошла.

Не знаю, как бы она, бедная, выкрутилась, только:

– Мама, прекрати! – Звонкий окрик застолбил, спеленал разбушевавшуюся груду мышц.

Антипова резко обмякла.

– Доча, Янушка, свет мой ясный, лапушка! Я с ума от страха сошла за тебя, птенчик ты мой!

Огромные лапищи так нежно прижимали, так легко касались, гладя волосы Яны! Несмотря на шрам, сейчас уже почти незаметный после пластики, красавица дочь и чудовище – мать. Но сколько в этом грубом обличье любви, нежности и преданности материнской! Интересно только, откуда взялся, каким чудом, зельем приворотным, и куда делся Яночкин папа?

– Кажется, обошлось… Вовремя-то как! – пробормотал молодой оперативник на пороге комнаты, держа руку на электрошокере. – Екатерина Андреевна, Яну Петровну я домой доставил и здесь подежурю на всякий случай. Вам велено проехать в гинекологическую клинику. – Он замялся, – то есть в преступное логово перевертышей. Машина на улице. Вас Аркадий отвезет. – Парнишка побледнел, с опаской поглядывая на Антипову.

А та не сводила своих пуговичных глазок с детского сарафанчика, перекочевавшего в Катины руки. Сестренка о чем-то задумалась, внимательно разглядывая детские фотографии Яны.

– Неужели на это никто не обратил внимания? Неужели?! Раиса Юрьевна, Вы вот набожная такая, ведьмой меня обозвали, а вам не пора ли покаяться?

К реакции Антиповой не была готова даже Яна. Грубое лицо ее матери посерело, покрылось матовым отблеском пота. Глаза еще больше впали, в них словно жизнь умерла. Из груди вылетел сдавленный стон. Монолит грозной фигуры стек на пол прямо на стеклянные осколки, один из них пронзил ее ногу. Пошла кровь. Яна заметалась в поисках аптечки.

– Не жалей меня, Януся, – всхлипывала Антипова. – Две матери у тебя, и детство твое я, я украла… – Слезы, невнятное бульканье, гулкий звон от удара кулака в собственную грудь. От звука богатырского удара молодой полицейский опасливо дернулся. Бывшая школьная уборщица рыдала, пытаясь сквозь всхлипы рассказать что-то о своей жизни и «службе в школе», и о том, как потеряла дочь собственную. Мы все напряглись, чувствуя, что сейчас происходит нечто очень важное.

– Не знаю, что уж мой Петруша во мне увидел. Женился. – Ручищи Раисы Юрьевны растирали слезы по лицу. – В семье у нас только я такое чудо-юдо родилось. Он у матери моей выяснил. – И встрепенулась, словно оправдываясь: – Ему сила и выносливость моя по нраву пришлись. Не лентяйка и упорная, на нескольких работах и по хозяйству успевала. Комнату нам в общежитии школьная директорша выхлопотала. Я деньги зарабатывала, мы экономили. Муженек все на машину копил. Мечта – семью на юг, на море вывозить! Дочка Яночка у нас родилась. Свет мой ненаглядный! – Опять слезы и причитания. – Так ладно все было. – Юрьевна горько всхлипнула. – Только недолго! А где вы видели, что мечты сбываются?! – проскулила она жалобно. – Только у тех, кого ангелы оберегают и крылами своими поддерживают. От меня они при рождении отвернулись! Деньги копились долго. Ему ж щас подавай! Пить начал, а это деньгам-то, как весенний дождь сугробу зимнему. Злой стал. Неласковый. Любовь, если она была, в форточку выдуло. На упреки стал грубым. На меня руку поднять боялся, изгалялся только, бранился по-черному. И то ли от водки паленой, то ли… На Яночку, из-за чего уж не знаю, окрысился. При мне толкнул. Ударилась моя бедненькая! Бровь и часть щеки рассадила… В три годика от своего же отца пострадала! У меня чуть душа не вылетела – доча в крови! Муженька след простыл, в чем был сбег. Знал, что прибью. А мы опять ладно зажили, без него. А-а-а после, в день рождения… доченьки… он пришел, с подарком вроде и… оставила я его в доме. Дочу свою не уберегла… Раз… – через рыдания пыталась рассказывать Антипова. – Я на работу, а он, злодей, с ней на Седмицу пошел! Потеряла свою… чужую… нашла… в тот же… день… – интервалы между словами стали растягиваться, и мы увидели, что Раиса Юрьевна теряет сознание.