Во власти речных ведьм - [69]

– Мне кажется, они действительно оборотни, – вздохнула Катя. – Нелюди какие-то…

– Катюш, черти или нет, найдем на них управу! Да ты вот что скажи. Я не поверил твоей байке. Все же, как вы о трупе девушки узнали?

– Не знаю, могу ли?..

– Подруга, мы друг друга давно, еще со школы знаем. Не юли, говори, по факту! И я все ж начальник полиции, должен быть в курсе!

– Вячеслав Глебович… – Катя покраснела.

– Уже на Славу перешли и на «ты», продолжай.

– Не знаю, как сказать. Помнишь, мне пришлось к ведовскому обряду прибегнуть, чтобы Дарью из небытия вытащить?

– Ну…

– Так у нас получилось… Мы с Дашей ведем расследование вместе. Благодаря ей, и у меня кое-какие полезные навыки появились. Я тоже вижу призраков, которых видит она. Новый источник информации дает огромную подвижку в поисках. А еще к нам Ластик – дух собаки прибился. Настоящий полицейский пес! Он нашел спрятанную могилу и пакет с конфетами, где записка лежала. Видно, Олег впотьмах пакет не заметил или обронил.

– Так, так. Насколько я помню бабкины сказки, ты и Даша теперь связаны, как отражение друг друга. Дарья в машине вместе с нами?

– Так точно. Еще и с Ластиком. Она слышит, но ответить не может. Но мы нашли способ общения…

– Ох, граждане, а я-то чую, будто не только из форточек сквозняк холодный гуляет!

– Не бойся, Слав, я с тобой… – Катя улыбнулась, а он взял ее за руку.

Лучше на дорогу смотрите, подумала я. Не хватает еще в ДТП попасть с этими влюбленными голубками. Сдерживаются, но я-то вижу – это серьезно! Может, хоть у них получится – любовь! И, кажется, он не испугался, что невеста с приданым в виде призраков ему достается… Я пригорюнилась, раздумывая о своем нынешнем положении и о сыне. И что означают слова Анастасии: «Далее по кругу цепь ведите». Значит, круг должен замкнуться? Значит, найти Лану и есть последнее звено? А вот кто наслаждался поездкой, так это Ластик. Вырвавшись на свободу, его душа ликовала. Он перебегал по верху сиденья от одного окна к другому. Его хвостик мотылялся, как ершик для пыли, по моему лицу. Мы уже проехали окраину города, противоположный конец от вокзала. Промзона. Низкие полуобветшавшие здания цехов. Бывший завод. Ангары частично используются под склады. В одном из них автомойка и монтаж колес. Ближе к обрыву, за которым течет, извиваясь, река, прилип одноэтажный домик с круглой конусной крышей. Мы остановились около него. Вошли в тягуче-скрипучую калитку. Маленький старенький домишко торчал, как гриб с нелепой шиферной крышей. Стены росли из земли, лохматые от кусков в несколько слоев облупившейся краски. Перекошенные окошки. Как еще стекла не лопнули?! Он мне напомнил дом гномов из сказки. По кругу от постройки разбит сад. И его в прямом смысле окружает высоченный деревянный забор неприятно-коричневого цвета. Долгие годы он скрывал своих хозяев от посторонних глаз, но мокрая стихия ливней подмыла опоры у обрыва. Часть забора покосило, украсив высоченной крапивой, и лестницей спустило в низину. Зачем было строить дом в таком неуютном, отдаленном и неудобном месте? Или когда-то очень давно, судя по общему виду дома, в этом был какой-то смысл? Маленький заброшенный садик наполнял гомон птиц. Остатки какой-то зелени и одичавшей клубники сумели войти в симбиоз с сорняками. Старые, скрученные, потрескавшиеся яблони. Они уже практически не плодоносят. Ветви полусухие. Внутри двора огромный сруб будто столетнего колодца и новенькие детские качели. В одном из окон всплеснула белым полотном занавеска. Старую, обитую потресканным дермантином дверь не просто отворила, а приподняла чья-то твердая рука. Из низкого прохода высунулась в два раза сложенная фигура. Мощная, плечистая, в мужском рабочем комбинезоне. Женщина?! Торчком на макушке короткий хвост. На богатырской шее лопаются бусы. Широкий, как трещина, рот с тонкими губами подведен вишневой помадой.

Возраста неопределенного. Лицо некрасивое, суровое и бледное, словно из камня выточено. Из булыжника! И формы неопределенной из-за ненормально-подвижной квадратной челюсти. Прямо жвалы страшные! Так и ходят ходуном. Нос плотный, на сливной конец дождевой трубы похож. А глазки застывшие, маленькие, буравчиком, как две плохо-криво пришитые пуговки. Утоплены под гусеницами мохнатых бровей и низко надвинутой соломенно-седой челки. Кожа – лицо, шея, руки – потрескана морщинками. Фигура – широка в плечах и бедрах, прямоугольник – монолит на слоновьих ногах. Руки – длинные, мускулистые, как у мужика. По напряженно-нервному перекату мышц в ее теле чувствуется грубая злобная мощь и то, что она не рада пришлым гостям.

– У-у-у-ух! Все такая же… – присвистнула Катя. – Легко разгонит забияк и сцепившихся собак. Между делом за деньги топит и котят. Страшилище! Ей бы уборщицей не в школе, а в армии – дисциплину и порядок наводить…

– Н-да, груба, тупа, и от неё не скроешься! Помню, и мне в детстве досталось пару раз за прикрепленную жвачку. Не рука, а тяжелый молот! – согласился Вячеслав Глебович. – Помнишь, как эта страхота завуча пугала, когда священнодействовала в темных коридорах и орала басом, оправдываясь: «Не взвивайтесь, Антипова я. Неча свет жечь. Я и так чую, где стервецы замусорили.» Кстати, знаешь, наша Юрьевна уже пару лет не подрабатывает грузчиком на товарной. Взялась за старую практику. Опять и котят, и щенят топит за скромное вознаграждение. «Мешок клиента», у неё так в объявлении написано. А тару, говорит, из под гаденышей с собой забирайте – вот такое правило. К ней прямо тропа проторена. Пару раз штраф накладывали, совестили, а она: «Ну кому-то ж надо. А деньги они сами дают. Разве ж я прошу? Они сами помогают мне инвалиду второй группы на лекарства».