Во власти небытия - [7]

— Извини, напился я уже. Насчёт шашки — батюшка мой говорил, что — это

большая реликвия. Ей на нашей земле был убит последний большевик.

— Ничего не понял, что значит последний, и когда это было — Степан действительно ничего не мог понять, ему требовалось более подробное объяснение.

— Всё просто Степан. Последний большевик в наших краях, во время боевых действий. Красные победили, но последний отправленный к своим праотцам на местной земле, был убит этой шашкой. На этом всё тогда и закончилось, сам должен понимать. Война дальше покатилась, а именем этого большевика одна из улиц в городке до сих пор называется.

— Подожди Прохор, а как же Колыванское восстание? — спросил Степан, пытаясь уточнить события.

— То восстание эсеровское, а я тебе про войну праведную, гражданскую говорю. Разные — это вещи. Одно недовольство жопошное, а другое возможности, упущенные на долгие годы, тоской безвозвратной ставшие для многих и многих несчастных. Так что имей ввиду Степан, какая тебе шашка досталась. Ты извини, но я хочу лечь отдохнуть. Иди на остановку, час остался. Я тебя не выгоняю, но пойми меня правильно — дед откровенно засыпал на ходу, при этом сильно осунулся и несомненно постарел лет на пять.

Степан не стал обижаться, возражать. Он напротив был даже рад

покинуть деда Прохора, держа в руках свою драгоценную покупку. Только странными казались глаза деда Прохора, что-то ненормальное затянуло их тяжёлой паутиной, сделало безжизненными, уставшими и где-то в самой глубине проглядывался спрятавшийся от взора Степана тревожный нарастающий, как бурный поток воды в половодье страх.

Степан помахал деду рукой на прощание. Он стоял по другую сторону невысокой металлической калитки, дед Прохор с трудом переставляя ноги вышел проводить гостя.

— Давай дед Прохор, бог даст, обязательно увидимся — произнес, прощаясь, Степан.

— Не увидимся Степан — подавленным голосом ответил дед Прохор.

— Брось ерунду собирать. На рыбалку приеду, может с этим Пашей Выдышем — Степан отошёл от калитки на пару метров.

— Не Паша его зовут — произнёс дед Прохор, Степан отчётливо это услышал, хотел переспросить, но дед Прохор скрылся внутри дома.

Степан постоял еще секунд двадцать, после этого быстрым шагом двинулся в сторону остановки общественного транспорта.

Дом сразу окрасился в чужеродные тона, потянуло сильным неприятным холодом, откуда-то из-под самого низа. Привычные углы заметно углубились, вся имеющаяся грязь выползла наружу. Большой чёрный паук не испытывая никакого страха спокойно передвигался, по-хозяйски проверяя свои владения. Появилась, знакомая Степану, чёрная кошка легла напротив деда Прохора, несколько раз широко зевнула, обнажив острые белые клыки.

— Явилась Бестия — тяжело прошептал дед, сжавшись от пробирающего его холода.

Кошка не обращая внимания на слова деда, вытянулась на полу, изредка поглядывая в его сторону. На столе стояла недопитая бутылка, но дед не прикасался к ней, а посидев ещё минут пять в полной тишине прилёг на кровать, подогнув ноги к животу. Ещё через десять минут он заснул. Тревожный сон двигался сам по себе, лишь иногда вовлекая деда Прохора в свои сюжеты, которые носились на уровне далёких воспоминаний, смешивались с недавним разговором, уходили куда-то дальше, оставляя маленького Прохора где-то в стороне, от стоявшего возле забора живого и смеющегося отца.

— «Он не сошёл с ума. Это они его забрали к себе» — пронеслось в голове деда Прохора.

Улыбнулся отец, — родное, чистое, светлое — притягивало Прохора ему хотелось, как можно крепче обнять отца, прижаться к нему, даже в сто крат сильнее, чем в далёком безвозвратном детстве. Хотелось, чтобы они были вместе, хотелось сказать, что он всё знает, чтобы отец услышал его прямо сейчас в эту минуту — понял его,

и Прохор вновь почувствовал сдержанную, но при этом очень глубокую любовь отца, которой нет, и не может быть предела ни здесь, ни там.

Отец чуть слышно позвал его, Прохору не было страшно. Напротив он обрадовался, когда отец повторил свой зов. Ласковый, низкий голос занял весь объём сна. Прохор быстрым шагом пошёл, затем перешёл на бег, стремясь к отцу, который всё ещё стоял у забора. Отец двинулся ему навстречу, он видел глаза отца, в них светилась неподкупная радость встречи, которая сумела разорвать оковы слишком долгой и казавшейся бесконечной разлуки. После всё замелькало, заспешило, покрылось непроглядным сумраком темноты пропитывающей всё вокруг. Темень продолжала сгущаться, дыхание малость успокоилось. Руки перестали что-то искать не обращая внимания на состояние сна, чёрная кошка забралась на табурет напротив лица деда Прохора, внимательно наблюдая за мимикой на его морщинистом лице…

Дед Прохор проснулся, когда и без того не очень активное сегодня солнце окончательно покинуло село, скрывшись за высокими макушками находящихся чуть в отдалении деревьев. Прохладный сумрак, поддержанный мелкими тучками быстро, опустился к земле, пока дед Прохор находился во власти беспокойного мельтешения своих снов. Он начал ворочаться с боку на бок, когда за окошками установилась слепая темнота. Ещё через несколько минут он тяжело открыл затекшие глаза. На кухне горел тусклый свет. Дед Прохор сел на кровати, сердце начало биться быстрее. Через проем не имеющий двери, дед хорошо видел сидящего за столом капитана Резникова. Тот что-то тихо говорил, иногда противно смеялся, почти так же, как и в тот злополучный день, когда он увидел его, и того, кто называл себя Выдышем в первый раз…