Во тьме - [56]

Поставив для устойчивости коробку на край гроба, Джейн распечатала ее и обнаружила внутри кухонный таймер, пеньюар и записку.

Записка была приклеена к таймеру.

"Милая!

Ты долго и тяжко трудилась в эту ночь и заслужила отдых.

Накинь эту изящную вещицу, установи таймер на полчаса и опустись на уютный атлас.

При звуке звонка поднимешься, возьмешь свой приз, и ты свободна.

Твой Мастер МИР".

Джейн перечитала записку трижды.

Даже больше, как ей показалось.

Он, должно быть, шутит, недоумевала она.

Все тело лихорадочно трясло; виски сжимала непонятная тупая боль. Внизу живота ощущалось какое-то жужжание, словно кишки гудели от проходящего через них тока.

Таймер она положила рядом с ножом на дно гроба.

Коробка свалилась на пол, когда она вставала, держа бретельку пеньюара между большим и указательным пальцами. Та напоминала узенькую шелковую ленточку, а наряд, покачивающийся ниже, похоже, был ровно такой длины, чтобы едва прикрывать бедра.

Луч фонаря просветил воздушную красную ткань.

Изящная вещица?

«И вправду желает, чтобы я разделась и надела это, – подумала она. – А затем легла в гроб на полчаса».

– Ну уж нет! – пробормотала она. – Не на ту напал. – Громким голосом она произнесла: – Ты не в своем уме.

Ответа не последовало.

Да она его и не ожидала.

МИР никогда не отвечал.

– Но он должен быть здесь, – сказала она себе. – Он обещал еще один «приз», если я исполню распоряжения. Ему придется доставить его, не так ли? А если МИР не наблюдает за мной, то как узнает, сделала ли я то, что он хотел?

Если он не смотрит, тогда зачем ему нужно, чтобы я это делала?

Несомненно, наблюдает. Может, через отверстие в стене. Или еще каким-нибудь пакостным образом.

Готов заплатить мне шесть тысяч четыреста баксов, чтобы подсмотреть, как я раздеваюсь.

Что за удовольствие подсматривать в темной комнате?

"Если выключить фонарь, – подумала она, – никто не сможет ничего увидеть.

Кроме того, разве он уже не все видел? Той ночью, должно быть, подглядывал за мной в душевой. Да и неизвестно, сколько еще раз он видел меня совершенно голой? Приходит и уходит когда вздумается, вроде как человек-невидимка.

А может, он и есть невидимка, – мелькнуло у нее в голове. – Тогда бы многое стало понятно.

Может, он – привидение".

– Состоятельный призрак, – пробормотала она, – склонный к вуаризму.

"Он дает мне деньги, – напомнила она себе. – И это может стать концом моего обогащения, если не выполню указаний. Неужели я допущу, чтобы какая-то стыдливость помешала мне заработать шесть тысяч четыреста долларов? Плюс все те деньги, которые я смогу получить в будущем, если не отступлю?

Особенно если учесть, что он уже видел меня обнаженной.

Тем более для него не составит труда забраться в мой дом – вероятно, побывал там уже во всех уголках, – и увидеть или сделать почти все, что взбредет в голову".

– Я могу это сделать, – сказала она себе. – Подумаешь, дела.

Ладно, а как быть с гробом?

Можно и это. Можно все. Все дело в том, как себя настроишь.

Медленно перемещая фонарь, она тщательно осмотрела внутреннюю часть гроба. Ни малейших признаков грязи или насекомых. На вид – абсолютная чистота.

Интересно, какие ощущения испытывает кожа при соприкосновении с атласом? Вероятно, скользкая прохлада.

Иногда ей очень хотелось купить домой атласные простыни...

Здесь не дом.

Нет? Не видно никакой другой мебели, тоже мне «спальня Мастера».

Неужели МИР спит прямо здесь, внутри гроба? – недоумевала она. Как вампир?

Может, он и есть вампир.

– Чушь! – пробормотала она.

«Если он и спит в этой штуковине, – подумала она, – это его проблемы. Сейчас в нем чисто. По мне, так вполне чисто».

Наступив на задник кроссовки, она вытащила из нее ногу, занесла над стенкой гроба и поставила на подбитое атласом днище. Удерживая бретельку пеньюара в зубах, она наклонилась и свободной рукой сняла другую.

Обе кроссовки остались на полу.

Встав в гроб, Джейн погасила фонарь, присела и положила его у ног. Затем встала, вынула бретельку изо рта и взглянула на себя. Но все, что увидела, было либо совершенно черным, либо различных оттенков темно-серого цвета.

В подобной темноте можно нагишом расхаживать в переполненной комнате и никто ничего не увидит.

Балансируя на одной ноге, она подняла другую и стащила носок.

Прикосновение босой ноги к атласу было очень приятно.

О Боже! Я все-таки решилась.

Джейн вся затрепетала.

Это немыслимо. Я не могла пойти на это.

Но не остановилась.

Когда носки были сняты, Джейн присела, протянула руку над стенкой гроба и затолкала их в кроссовку.

Пистолет сунула под подушку.

Чтобы оставить руки свободными, она вновь взяла в зубы плечики пеньюара. Они были влажными с прошлого раза – на вкус словно мокрый шнурок, и она стала припоминать, держала ли она когда-нибудь во рту шнурок от туфли, мокрый или сухой.

Могло случиться такое в детстве, подумала она.

Хотя сейчас уже трудно было представить, что когда-то она была ребенком. Даже странным казалось думать о том, что вообще существовало что-то до прихода в этот дом.

У меня была своя жизнь до всего этого. И будет после. Это всего лишь... причудливый промежуточный эпизод.

Опасаясь перепачкать одежду, Джейн аккуратно сложила рубашку и брюки, присела и бережно опустила их на кроссовки. Затем встала и высоко подняла руки, чтобы надеть пеньюар через голову, но передумала и опустила их.