Во сне и наяву, или Игра в бирюльки - [22]
Записка была написана карандашом.
«Родные мои! Не знаю, увидимся ли мы еще когда-нибудь. Скорее всего, нет, так что на всякий случай я прощаюсь с вами. Прошу тебя, Женя: верь мне, обязательно и всегда верь, что бы и кто тебе ни говорил. Я ни в чем не виновен. Это какое-то страшное, нелепое недоразумение. Рано или поздно все разъяснится, вы поймете, что всех нас — мертвых и живых — кто-то предал, обманув и товарища Сталина, и партию. А пока нужно жить и терпеть, родные мои. Терпите и надейтесь на лучшее. Справедливость восторжествует. Береги сына, мамуля, вырасти его настоящим Человеком. Помни, что это и есть твой долг. Увы, у меня нет времени, а сказать хотелось бы многое. Еще раз прощайте, родные мои, любимые!»
Евгения Сергеевна не сразу осознала страшный смысл записки. Она понимала только одно: Вася, ее Вася, жив, и ей хотелось тотчас, немедленно поделиться с кем-нибудь такой радостью, радостью, о которой ка-кой-то час назад она не посмела бы и мечтать. Анна Францевна!.. Да, да, Анна Францевна. Она поймет ее, разделит с нею радость, то есть порадуется вместе. Неправда это, что радость не хочется делить ни с кем. Еще как хочется…
И в это время проснулся Андрей.
— Уже утро, мама? — спросил он, сонно оглядываясь.
— Нет, нет, сыночек, — ответила Евгения Сергеевна и присела на корточки рядом с его постелью. — Ночь еще. Даже вечер. А я тебе сейчас что-то скажу, очень-очень важное и очень хорошее. Только ты никогда и никому не рассказывай об этом. — Она обняла его и прошептала: — Мы получили от папы письмо. Вот оно. — И она показала Андрею записку.
— Ура! — сразу проснувшись, закричал Андрей и запрыгал, размахивая руками. — Ура, папка скоро вернется, и мы уедем обратно в свой дом!..
— Тише, тише, сумасшедший ты мой, — остановила его Евгения Сергеевна. — Скоро, скоро вернется. — Кто знает, в тот момент, возможно, ома и сама уверовала в скорое возвращение мужа, ведь человек верит тому, на что надеется. — Спи, завтра рано утром поедем в Колпино. — А еще нужно было все-таки поделиться радостью и с Анной Францевной.
— Прочитай, что папа пишет.
И вот сейчас только до сознания Евгении Сергеевны дошел страшный смысл записки, это «…прощайте, родные мои, любимые!» и наказ беречь сына и вырастить его настоящим Человеком… Василий Павлович никогда не был ни трусом, ни паникером, но если он все же написал это…
Ей хотелось закричать, хотелось схватиться за голову и рвать на себе волосы, биться головой об стенку, однако она, закусив губу, чтобы не дать волю подступившим слезам и готовому вырваться крику, чуть слышно проговорила:
— Ты не поймешь всего, сынок. Папа пишет, чтобы мы ждали его и чтобы ты слушался меня и хорошо учился. Ну, спи, спи…
— А ты?
— И я скоро лягу.
— Ты сразу ложись.
— Хорошо. — Она и сама не понимала, откуда берутся силы, чтобы держать себя в руках. И она действительно легла и сделала вид, что засыпает, а когда Андрей, спустя несколько минут, окликнул ее, она не ответила. Выждав немного, пока дыхание Андрея стало спокойным, она осторожно поднялась, подошла к окну, чтобы не зажигать свет, и снова перечитала записку. Нет, никаких сомнений — это прощальная записка. Василий Павлович знал, что пишет. Евгения Сергеевна достала из шкафа старый ридикюль, где хранились документы и разные бумаги, и спрятала туда записку, хотя собиралась ее сжечь. Теперь, подумала она, это не имеет значения. Убрав ридикюль на место, она медленно подошла к кровати, но не легла, а тихо села и долго молча сидела так, уставившись в одну точку. Она не слышала ни привычного топота над головой, ни грохота последнего трамвая, ни утреннего заводского гудка…
Когда проснулся Андрей, она так и сидела, обхватив руками голову и медленно раскачиваясь из стороны в сторону. Андрей почувствовал неладное, его охватила тревога.
— Мама! — позвал он. — Мама, ты что?..
Евгения Сергеевна не откликнулась, не изменила позы, только медленно, как бы нехотя, повернула к нему лицо, долго всматривалась, точно в пустоту, и вдруг рассмеялась громко, и этот смех был страшен.
— Мамочка!.. — истошно закричал Андрей. Он подбежал к ней, схватил за вздрагивающие от смеха плечи и начал изо всех сил трясти. — Мамочка, милая… — повторял он, давясь слезами.
Она перестала смеяться. Опять посмотрела на него, как на пустое место, подняла указательный палец и прошептала:
— Тс-с-с… — Долго прислушивалась, затаив дыхание, потом тряхнула головой, и на лице ее появилась блаженная улыбка. — Он совсем рядом, я слышу его… — сказала она радостным голосом.
Андрей догадался, что с матерью случилось что-то очень страшное.
— Ты заболела? — спросил он, дергая ее руку. — Ну скажи что-нибудь, мамочка!
Евгения Сергеевна на мгновение очнулась, взгляд ее сделался почти осмысленным, она повела глазами по сторонам и спросила:
— Кто здесь?.. — И снова прислушалась, напрягшись вся. — Вася, это ты?.. Я тебя почему-то не вижу. Какая темень, ничего не видно. Или ты спрятался?.. Подойди же ко мне, Вася! — Она поискала рукой в воздухе. — Перестань шутить, вечно ты со своими неуместными шутками!..
— Это не папа, это я! Ты не узнаешь меня?! — Андрею было до жути страшно, его душили слезы.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.