Во Имя Закона - [4]

Потом она заметила сиреневый порошок на растерянном лице брюнетки. Прямо под носом. Первым ее порывом было приблизиться, чтобы рассмотреть внимательнее, но она тут же отпрянула назад, дабы не впасть в подобное директрисе состояние.

– Что вы нюхали сегодня, госпожа Директор? – нахмурилась блондинка.

Ответ ей не понадобился.

В этот момент в гостиную залу вбежали две дочери врачевателя. Одна из них держала в руках разбитую колбу.

Блондинка тут же все поняла и коротко расслабленно выдохнула. Даже ее плечи, бывшие до этого в напряжении, расслабились и чуть опустились.

– Кто-то посещал прозекторскую? И наглотался волшебных паров?

– Что за зелье? – бросила она девочкам, продолжая удерживать директрису за подбородок.

– Розмарин, лаванда и белена, – бойко ответила одна из них, с интересом наблюдая за разыгрывающейся сценой. – Ее надо привести в чувство.

Белокурая женщина посмотрела на девочек, сузив проницательные голубые глаза и сжав губы в линию. Фредерик увидел в ее взгляде что-то похожее на неодобрение, а потом, никто даже не успел понять, как это произошло, (потому что все смотрели на женщину в костюме, будто загипнотизированные ее взглядом), по залу прокатился звон пощечины.

– Почему Вы бьете меня по лицу, госпожа Глава Ученого Совета? – возмущенно спросила директриса, не скрывая непонимания в своем голосе.

Рома, а именно так звали белокурую женщину, занимавшую должность Главы Ученого Совета, видя, что Милана пришла в себя, убрала одну руку за спину, другой продолжая удерживать под мышкой белую болонку.

– Прошу простить меня, госпожа Директор, – она учтиво склонила голову.

Милана мгновение сверлила Рому горящим взглядом черных, как звездная ночь глаз, но затем с достоинством выпрямилась и произнесла:

– Проводите меня, госпожа Глава Ученого Совета! Мне надо обсудить с вами учебный план!

– Конечно, госпожа Директор!

Милана с гордо поднятой головой взяла Рому под локоть, и они обе удалились в направлении главного университетского коридора. Кирпичного цвета дикая кошка с широкими черными полосами на спине последовала за хозяйкой.

– Что за опыты вы проводите? – зашептал Фредерик дочкам прозектора, когда в зале остались они вчетвером с Геммой и девочками.

– Это было заклинание безумия, – так же громким шепотом отвечала ему одна из них.

– Не смейте использовать директрису в качестве подопытного материала! – горячо произнес Фредерик.

– Это было чистой случайностью, – оправдывалась вторая, разводя испачканными по локоть руками и открывая глазу прожженный фартук. – Мы не знали, что она появится у нас.

– Что Милана делала в прозекторской? – спросил Фредерик, задумавшись. – Она ранена?

– Мы не успели подслушать, – с явным раскаянием признались обе. – Папа так и не вышел к ней.

Фредерик повернул голову к сестре. Гемма продолжала сидеть в кресле, не издавая ни звука.

– Познакомьтесь, – сказал он важно. – Это моя сестра, Гемма. А это дочки прозектора, Селена и Прозерпина.

Гемма, прикусив губу, молча кивнула им. Они же, увидев ее красивое платье, бросились вокруг стола, чтобы поближе рассмотреть кружева и атлас.

Прошло совсем немного времени, и его сестра освоилась. И вот тогда проявился весь ее характер. Если она заговаривала с собеседником, то выкладывала все напрямик, без обиняков. Фредерик же был исполнен мягкости в обращении. Был когда-то исполнен.

Фредерик вспомнил, как вчера Ансельм смотрел на него. Хотя у друга и не было глаз, его внутренний взгляд чувствовался от этого ничуть не хуже.

– Что случилось? – спросил Фредерик, начиная нервничать.

– У меня такое ощущение, что ты готов поменяться со мной местами, - сказал Ансельм.

Даже вода из замшелого родника в стене, заменяющего в доме брата и сестры кран, на мгновение перестала капать, не покушаясь на целостность возникшей тишины.

Фредерик покосился на друга. Ансельм сидел перед ним на стуле с чашкой чая в руках, со спящей кошкой на коленях. Короткие вьющиеся волосы соломенного цвета чуть взъерошены. Штаны и рубашка из грубой простой ткани. И эта невесомость во всем облике. Фредерик часто находил успокоение просто в наблюдениях за другом. Он мог думать о чем-нибудь тревожном, а потом вдруг наткнуться взглядом на Ансельма и забыть о своих тревогах. И долго не вспоминать о них.

Ансельм, как и все нетронутые, выглядел цельным. Потоки ласковой энергии, плавно протекающие через его существо, были явно осязаемыми. Ко всему этому примешивалось знание, что вот сидит перед тобой человек, и он никогда, никогда в своей жизни не испытывал душевной боли, не страдал и не мучился. И твоя собственная боль утихала от одного только допущения такой возможности.

– Не готов, – ответил Фредерик и досадливо отвернулся.

Он подул в сторону керосиновой лампы, и фитиль тут же вспыхнул, озаряя несмелым пламенем скромное убранство их жилища.

– Тогда мучайся, братец, – сказала Гемма, сверкнув в разрушенной светом темноте холодными серыми глазами.

Сбоку хлопнула дверь (кошка выскользнула на улицу), и огонек лампы встревожено задрожал на сквозняке. Со стен не преминули поползти странные замысловатые тени, навевавшие на Фредерика тоску.

«Поменяться местами с Ансельмом. Вот еще!», – думал Фредерик, продолжая идти по тропе. Ансельм, конечно, пользуется всеобщей любовью и уважением, он, конечно, талантливый волшебник и одно из добрейших существ мироздания, к его мнению, конечно, прислушивается даже Гемма, но он Ансельм! Он простак и чудак, не умеющий, когда нужно, постоять за себя, не умеющий вовсю пользоваться своей силой, не умеющий даже шнурки на ботинках завязать, если уж на то пошло.