Во имя прогресса - [2]

Планета Большая Степь была колонизирована в самом начале двадцать второго века и так уж вышло, что это была самая отдалённая колония Земли. Пока шли разговоры о колонизации планет находящихся поближе, один проворный малый, американец русского происхождения по имени Дан Красно, бросил клич по всей Земле и предложил тем людям, которые считают, что человеку для полного счастья хватит одного только верного коня, да, стада коров или другого скота, переселиться на планету, две трети которой было сушей с самыми роскошными пастбищами, которые только можно было себе представить. Самым удивительным было то, что призыв потомственного донского казака был услышан, поддержан и уже через полгода почти два миллиона человек и три миллиона лошадей отправились на Большую Степь. У правительства Земли уже имелись огромные звездолёты и ему было очень интересно проверить их в настоящем деле. Тем более, что эти колонисты, собранные со всей Земли, не были такими требовательными, как все остальные. Их интересовало только одно, смогут ли лошади и домашний скот есть траву на этой планете и пить воду в её реках и озёрах, ну, а то, что животный мир на ней был беден, Всадников вообще не волновало.

Теперь о тех благословенных днях, когда от ранчо до ранчо и от хутора до хутора нужно было скакать две недели во весь опор, как и о травах, что вырастали в степи лошади по грудь и стояли зелёными круглый год, рассказывали только самые древние старики, которые сумели дожить до Дня Всеобщей Молодости. Дед Викул, последнее время живший под одной крышей с семьёй Иля, был одним из таких любителей вспомнить старину, а сам Иль любил послушать рассказы старика, хотя его отец и считал это пустой тратой времени. Он нещадно высмеивал деда Вика за это и Иль иногда с ним соглашался. Как и отец он тоже считал глупостью селиться так далеко семья от семьи вместо того, чтобы жить большой, дружной станицей. Дед говорил ему: — «Простор, внучек», а Иль отвечал: — «Простор это хорошо, но скакать две недели, чтобы встреться с девушкой, это уже идиотизм». На это дед Вик обычно отвечал: — «Для этого, Илька, лично у меня имелся флайер. Полчаса лёту и я уже подпираю стенку у Валюхи под окошком.» В этом был свой резон, но Иль всё равно считал, что жить нужно всем вместе, в одной большой станице.

Иль был высоким, почти под два метра ростом парнем, про что дед Вик говорил: — «При царе, Илька, служить бы тебе в конвойном полку его императорского величества». Иль имел славянские черты лица, но смуглую кожу и чёрные волосы. Одна из его бабушек была индианкой, а мать происходила из бедуинского рода. Это его дед (на самом деле несколько раз прадед) тоже считал нормой и говорил: — «В старину, Илька, у многих терских казаков жены были горянками. Других баб в то время на Кавказе было просто не сыскать». Когда дед, почему-то разобидевшись на дядю Иля, перебрался в их большой дом вместе с бабушкой Валей, он перетащил с собой все реликвии их рода — георгиевские кресты и прочие награды, три старинные шашки, четыре кинжала и даже несколько икон, хотя толком не знал, как на них нужно молиться, и несколько сотен старинных фотографий, некоторые из которых были ещё чёрно-белыми. На нескольких фотографиях, сделанных ещё в Санкт-Петербурге, был изображен их древний предок — Василий Васильевич Шорников, рослый мужчина в чёрной черкеске с длинной, окладистой бородой, отчаянной храбрости казак и лихой рубака, погибший в Первую Мировую.

Трёхмерные изображения всех этих реликвий хранились в компьютере Иля, но одно дело рассматривать их на трёхмерном экране и совсем другое держать в руках. Когда он задумался над тем, какое боевое холодное оружие выковать себе, ведь по законам Земли только начиная с двадцати семи лет мужчина имел права владеть настоящим боевым оружием, Иль сначала хотел выковать казачью шашку, но потом передумал. Всё-таки шашка, хотя он и владел ею в совершенстве, была для него слишком миниатюрным оружием. Поэтому он решил выковать себе меч, но не такой, как обычные мечи, а особый, своей собственной конструкции. Кузнечным делом Иль увлекался с детства и выковал уже не один десяток клинков, но то были обычные шашки, мечи, рапиры и шпаги. Сегодня же наступил день для особой ковки. Хотя он и не был хоть сколько-нибудь религиозен, а всё же сходил к заутрене в церковь, постоял в ней вместе с полутора десятками верующих, а затем испросил благословения на ковку у отца Иоанна. Тот дал ему кусочек хлеба, маленькую чарочку красного вина и зачем-то обрызгал водой, после чего перекрестил и дал уже куда более толковое устное напутствие опытного кузнеца, чем все прочие ритуальные заморочки.

Кузница, в которую сразу после посещения церкви отправился Иль, была самой старой в станице и к тому же общинной, а потому кто только из жителей их станицы в ней не работал. Поэтому восточная стена этого большого, квадратного в плане помещения представляла из себя алтарь чуть ли не всех богов и религий, которые были у жителей Земли. Едва только войдя в кузницу, Иль поставил на чугунный рифлёный пол свой походный контейнер, достал из него свёрток и первым делом прошел к алтарю и зажег перед всеми изображениями и скульптурами свечи, лампады и прочие курительные палочки, кланяясь каждому богу в надежде на то, что хоть кто-то из них обратит внимание на его работу и что-нибудь, да, вдохнёт в его изделие. После этого он прошел в соседнее помещение и совершил в небольшом каменном бассейне ритуальное омовение, как ему посоветовал его наставник по фехтованию, мастер Иширо Симадзу, после чего провёл получасовую медитацию. Илю хотелось выковать такой меч, который и без всяких технических примочек рубил бы всё подряд. Почувствовав, что он готов, Иль пошел переодеваться.