Во имя Чести и России - [115]

Юрий шагнул вперед и извлек меч, с которым не расставался с ночи:

– Это он?

– Да! – воскликнул старый воин. – Меч Тамерлана! Слава Аллаху, что он оказался в достойных руках! Теперь же я прошу отправить его в дар вашему Императору. Русский Царь достоин обладать этим мечом.

– Уверен, что Его Величество по достоинству оценит столь ценный дар и лично отблагодарит вас, – ответил Красовский. – В скором времени вы отправитесь в Петербург.

Лицо сардаря посветлело.

– Я знал, – важно сказал он, – что великому русскому Императору угодно будет увидеть старого заслуженного воина, которого имя доныне с ужасом произносится турками… Я не страшусь предстать перед лицом великого монарха. Он великодушен и простит мне, что я верно служил моему государю.

– Наш Государь умеет ценить честь и доблесть даже в тех, с кем в настоящее время нам приходится сражаться. Вам будет оказано все подобающее уважение, – пообещал Афанасий Иванович.

Когда сардаря и остальных пленных увели, Красовский похлопал Юрия по плечу и весело сказал:

– Вот, мой друг, готовьтесь к давно заслуженному повышению. Сегодня же я отправлю представление к производству вас в генерал-майоры.

– Благодарю вас, Афанасий Иванович, – откликнулся Стратонов.

Генерал помолчал мгновение, а затем прибавил:

– А ваш брат, надеюсь, наконец, получит чин унтер-офицера.

Вторая весть обрадовала Юрия еще больше первой и, простившись с Красовским, он отправился разыскивать Константина.

Тут, однако, ожидал его тяжелый удар. Пущин, которого он нашел довольно скоро, сообщил ему, что Костю тяжело ранило осколком во время ночных работ по коронованию гласиса, и все это победное утро он оставался в лазарете, врачи которого не спешили ручаться за жизнь будущего унтер-офицера…

Глава 10.

– М-ль Эжени! М-ль Эжени! А сколько кораблей было при Наварине у турок? – восторженно блестя глазами, допытывался Сережа, отрываясь от конструирования игрушечных корабликов, коих в его комнате было уже бесчисленное множество.

– Помилуйте, Сережинька, откуда мне знать? Адмирал за обедом у Ольги Фердинандовны говорил, что около ста, – откликнулась Эжени, аккуратно вырезая из плотного картона деталь для будущего фрегата.

– Сто! – васильковые глаза расширились. – А вы могли бы спросить адмирала, какие именно корабли участвовали? И у нас, и у турок? Сколько фрегатов, сколько корветов?

– Хорошо, – улыбнулась Эжени. – Завтра я буду у Ольги Фердинандовны и попрошу, чтобы Алексей Гаврилович составил вам полный список эскадр.

Весть о славной победе лишь на днях достигла Петербурга и вызвала всеобщее ликование. Соединенная эскадра России, Франции и Англии начисто разгромила флот Ибрагим-паши, покарав Турцию за нежелание признавать Лондонскую конвенцию, даровавшую полную автономию Греции.

Битва продолжалась четыре часа, и наиболее всех отличилась в ней русская эскадра под командованием адмирала Гейдена. Именно она уничтожила центр и правый фланг неприятеля. Турки потеряли в роковой для себя день шестьдесят кораблей и свыше двух тысяч человек. Потери союзников не превысили восьмиста человек, ни один корабль не был потоплен.

Среди героев битвы упоминалось имя капитана флагмана русской эскадры «Азов» Михаила Петровича Лазарева. «Азов» уничтожил пять турецких кораблей, включая фрегат командующего турецким флотом. Сам флагман получил 153 попадания, семь из которых ниже ватерлинии. Несмотря на столь значительные повреждения, он остался в строю и сумел добраться до бухты.

– Выходит, что у турок кораблей было втрое больше, чем у нас, а мы их разгромили! – говорил Сережа, ползая по полу и расставляя игрушечные кораблики на расстеленной на полу карте. – Ах, как хотел бы я быть в этом бою!

Испытывал ли кто в столице сколько-нибудь сравнимый восторг? Вряд ли. Хрупкий мальчик с глазами херувима вот уже который день не мог думать и говорить ни о чем, кроме как о Наварине, «Азове», Гейдене, Лазареве… Эжени слушала его с любопытством и удивлением. Откуда, помилуй Бог, в этом ребенке такая страсть к морю, к войне? И как умещается в его памяти столько подробностей самых разных сражений, имен флотоводцев и названий кораблей? В свои юные годы он мог показать на карте ход десятков морских сражений. А ведь к тому знал он и сами корабли, их модели, детали…

– Знаете, Сережа, я, пожалуй, познакомлю вас с адмиралом, если ваша добрейшая крестная не будет против. Я думаю, старику доставит большое удовольствие видеть молодого человека столь любящего и знающего морское дело. И ему, дитя мое, вы сможете, наконец, задать все свои вопросы, на которые я не в силах вам ответить.

– О, м-ль Эжени! – радостно воскликнул мальчик. – Спасибо вам! Вот, если бы вы еще уговорили крестную определить меня в корпус… Вы единственная, к кому она прислушивается.

– Вера Дмитриевна просто очень привязана к вам, Сережа. К тому же она боится, что вам не по силам окажется столь тяжелая служба… – отозвалась Эжени и тотчас поняла, что слова ее прозвучали исключительно фальшиво. Она сама была убеждена, что мальчика необходимо отдать в корпус. Если у человека есть настоящее призвание, настоящая мечта, то большой грех препятствовать ему. Если же призвание обманчиво, то пусть человек убедится в этом сам, набив синяки и ссадины. Но если просто не позволить ему даже попытаться осуществить желаемое, то он навсегда останется несчастным. Призрак неосуществленной мечты, отнятого пути будет преследовать его, манить, не давать покоя, мучить.