Во имя Абартона - [3]

На следующий день они поделили библиотеку, которая служила обоим также и рабочим кабинетом. Книг у обоих скопилось столько, что шкафов ощутимо не хватало и из-за места на полках война все продолжалась. Еще через день была разделена гостиная, причем весьма буквально — пополам. Леди Дерован достала из кармашка ярко-алый мел и провела черту. Комната оказалась весьма причудливо обставлена, превратилась в помесь дамского будуара с уголком мужского клуба, иногда, стоя на пороге, Реджинальд ощущал, что его мутит от открывающейся двойственности. Хотелось подойти и разломать изящную кушетку времен королевы Алиенны, всю в завитушках и розочках и вышитых подушках, расколотить чайенский фарфор на горке и порвать портрет в позолоченной раме. С него на Реджинальда неодобрительно взирал черноусый красавец лорд Дерован и словно говорил: я знаю, что в твоей голове творится, мальчик-грум.

В этом была еще одна проблема. Леди Мэб Дерован была невероятно хороша собой. Иногда, забывшись, она теряла привычную маску самодовольного превосходства, и начинало сосать под ложечкой. Что-то особенное тогда чудилось в этой красоте, поистине колдовское, перед чем хотелось преклоняться. А иногда, словно позабыв, что перед ней молодой здоровой мужчина — или же, как казалось порой Реджинальду, желая указать ему место — Мэб Дерован показывалась вот так, с влажной после ванны кожей, в одном халате, и тогда трудно было оторваться от капель воды, стекающих по гладкой щеке и шее.

Ты для нее — носильщик, — одернул себя привычно Реджинальд. — Мальчик-грум. Выкинь-ка из головы эти глупости.

И, спустившись на первый этаж, он, налив себе чаю, углубился в дела куда более реальные и насущные. Учебные планы требовали пересмотра.

Глава вторая, в которой вскрывается подарок и назревает война между Колледжами

В заведующие Университетским музеем Мэб вызвалась добровольно еще в студенческие годы, и с тех пор не раз, и не два, и даже не десять раз пыталась скинуть с себя это ярмо. Должность была почетной, а потому неоплачиваемой, а музей больше походил на свалку древних артефактов, утративших силу и никому не нужных. Для исследователя это место представляло определенный интерес, потому что на протяжении десятилетий, а может быть и веков это место содержалось в чудовищном беспорядке. Казалось порой, что здесь можно сыскать саму Чашу Праха, утраченную тысячу лет назад. Сейчас Мэб не отказалась бы от этого сокровища, ведь оно, согласно народным преданиям, не только оживляло мертвых, но и избавляло от похмелья. Вчера вечером Мэб самым бессмысленным образом напилась. Она спустилась в гостиную — с восьми до полуночи эта комната была в ее распоряжении согласно договору, который был составлен, кажется, на второй неделе совместного проживания. Устроившись на дюшес-бризе*, Мэб откупорила бутылку варсенского крепленого и пару часов пила, жалуясь отцовскому портрету на жизнь, на ссору с матерью, бытовые неурядицы и приближение весенних экзаменов. И вот, с утра она проснулась здесь же в неудобной, какой-то постыдной позе, свесившая голову с кушетки и утопившая волосы в варсенском. Пришлось вскакивать, борясь с головной болью, промывать волосы, сушить их магией — Мэб терпеть этого не могла, рожденный чарами горячий воздух портил прическу, и выбегать из дома. Реджинальд на свое счастье уже ушел на утреннюю лекцию, а вот Мэб на свою опоздала. Швырнув студентам стопку тестовых работ, она послала ассистента за кофе, и примерно полчаса медитировала, но ситуацию это никак не исправило.

— Чаша Праха, — мечтательно проговорила Мэб, заглядывая в прохладу старого музейного хранилища. — Где же ты?

Каталогизировать университетскую коллекцию Мэб начала около девяти лет назад, но так и не продвинулась дальше первого шкафа. Наверное, не стоило начинать с медальонов-амулетов, но в те годы именно они интересовали юную студентку Дерован больше всего. Сейчас уже поздно было что-либо менять. Сверившись с каталожным ящиком, Мэб вытащила не до конца развеивший свои чары целебный диск и приложила к виску. Боль понемногу ушла. Вернув диск на место, Мэб устроилась в вертящемся кресле, раскрыла тетрадь и нашла чистую страницу.

— Вы все в трудах, Мэб, дорогая.

Голос ректора многократно повторило коварное музейное эхо. Мэб оглянулась через плечо и улыбнулась.

— Эншо украл у меня четыре часа, как вы знаете.

Ректор поморщился.

— Не украл, ангел мой, не украл! Вы ведь знаете, как важен этот факультатив в свете новых распоряжений министерства о…

— Дополнительных экзаменах на звание королевского артефактора, — Мэб досадливо поморщилась. — Я иногда не могу понять, вы пишете Эншо речи, или наоборот — пользуетесь его наработками?

— Осенью факультатив будет у вас, — пообещал ректор.

— Может быть, лучше помощник? — Мэб с тоской оглядела заваленный бумагами и коробочками стол. — Ох, ректор, право, удачно, что вы зашли. Моя дорогая кузина Анемона решила преподнести Университету драгоценный подарок.

Михаэллис вон Грев был достаточно близко знаком с хронически незамужней Анемоной Девар, а потому скривился так, словно съел лимон.

— Еще одна сонетка?