Внутри сосуда. История о скрытых возможностях мозга и чудесах нейропластичности - [4]

– Конечно, беспокоит. Черт возьми, я здоровый мужик, а лежу здесь, как кусок мяса! Объясните мне, что происходит, в конце концов? – Роман не хотел быть невежливым, но ее спокойствие и дежурная улыбка за секунду привели его в бешенство. Как так… он же здоровый, умный, вполне успешный мужчина среднего возраста, а перед ним стоит какая-то пигалица, гораздо моложе его, между прочим, и выясняет, беспокоит ли что-то его.

– Давайте не будем ругаться, – совершенно спокойно произнесла она, – у вас был инсульт – острое нарушение кровоснабжения головного мозга. Это когда одна из артерий, большая или маленькая, закрывается сгустком крови и участок мозга перестает получать кислород, и, если срочно не предпринять никаких действий, часть мозга погибает. Наши руки и ноги и вообще все части тела имеют проекцию в голове из нервных клеток. Где мозг умер – там работать не будет. Но важно понимать, – тут она сделала паузу, – и в этом наша общая задача – наш мозг настолько уникален и обладает такими возможностями для компенсации, что даже большая площадь гибели мозговых клеток не означает приговор. Давайте с вами договоримся: вас скоро переведут в палату, мы там с вами встретимся и более подробно обсудим лечение. Сейчас для вас основная задача – это отдых. И никакой паники. Да, в первое время довольно сложно примириться с мыслью, что рука и нога не работают. Но нам с вами необходимо думать о реабилитации, надо готовиться к обширной работе.

Роман не нашел что ответить, поэтому просто закрыл глаза и погрузился в свои мысли. Он отметил, что все это время неосознанно продолжал трогать неработающую ногу. «Как же так?.. Как не паниковать? Да тут даже самый хладнокровный, даже безразличный или просто железный человек не сможет спокойно лежать и ждать, что все восстановится. А если нет?.. Если не восстановится? Кому вообще я тогда буду нужен? Ни работы, ни денег, даже гвоздь в доме не смогу забить… Как же так? Вот так и лежать? Ждать, что тебя перевернет с одного бока на другой жена или дочь? О боже! Нет, об этом даже на секунду задуматься тяжело, нет, невыносимо. И как дальше быть? Нога как чужая, совсем не моя, ничего не чувствую, такая прохладная». Из раздумий его вывел чей-то острый высокий голос:

– Так, поднимайся давай, будем перекладываться на каталку: в отделение поедешь.

Роман открыл глаза. На него глядела невысокого роста, затюканная жизнью, примерно пятидесятилетнего возраста тетка в сероватом от частых стирок халате и шлепках, надетых на носки.

«Что так грубо-то?» – подумал Роман, но решил не связываться и спокойно ответил:

– Да как же я поднимусь? У меня только одна рука и одна нога работают.

– А мне все равно. Я не нанималась вас тут таскать целый день за такую зарплату, – проскрипела женщина. – И вообще, давай поднимайся. Ишь какой здоровый, глядишь, и одной-то руки хватит. Давай-давай, помоги мне. – С этими словами она принялась пододвигать каталку к реанимационной койке.

Как ни старался, но поднять свое тело, оперируя только одной рукой и ногой, Роман не мог.

Почему никто не предупреждал, что, оказывается, это так трудно, когда у тебя лишь одна половина тела работает?

В конце концов стало понятно, что вдвоем они никак не справятся, поэтому на помощь пришли два здоровенных санитара, которые подхватили Романа и в одно мгновение переложили на каталку.

– Тебе повезло, – пробурчала злобная тетка, – в коридоре лежать не будешь: ночью четверо переехали на другой этаж.

– Куда переехали? – поинтересовался Роман.

– Этажом ниже: в морг.

* * *

В палате было невозможно душно. Апрель только начинал набирать обороты: кое-где лежал грязный снег, иногда солнце пробивалось на несколько часов сквозь пелену пасмурных дней, но в целом за окном было холодно и серо. Температура не поднималась выше пяти – семи градусов, поэтому отопление еще не отключили, и батареи в палате шпарили на полную мощность.

«Какое это, однако, мерзкое ощущение, когда тебя везут на каталке, – подумал Роман, – ощущение беспомощности: ты ничего не контролируешь, даже свое тело, ничего от тебя не зависит, и ты вынужден плыть по течению и в полной мере отдаться во власть происходящего».

Все койки были заняты, кроме одной – у стены рядом с раковиной. С помощью медсестер Романа со второй попытки переложили на койку, прикрыли одеялом и оставили осматриваться.

Он и не заметил, как перед отъездом из реанимации у него вытащили катетер, и теперь он начинал хотеть в туалет. «Господи, ну и вонища! – подумал Роман. – Как же в этом помещении можно дышать?» В палате пахло мочой, нечищеными зубами, потными мужскими немытыми телами и… отчаянием. Роман огляделся: квадратная комната с пятью кроватями – по две у стен и одна в центре, одно большое окно посередине, перед ним стол с наваленными газетами, журналами и остатками печенья. На тумбочках стояли чашки, что-то из еды, кое-где лежали книги. В комнате было лишь трое пациентов. В центре лежал смотрящий в потолок старичок со слегка приоткрытым ртом, из которого исходило шумное, зловонное дыхание. На его тумбочке почти не было вещей. «Наверное, к нему никто не приходит». Напротив Романа располагался среднего возраста мужчина с характерными признаками регулярного употребления алкоголя на лице. Он тоже лежал на спине и, по-видимому, спал. Рядом с ним у окна растянулся молодой парень, лет тридцати, уставившийся отсутствующим взглядом в планшет.