Внутренняя война - [12]

Алексис в тот вечер шагал размашисто, он был возбужден, восторжен, ему внезапно казалось, что все возможно, что каждый способен скрутить свою судьбу — надо только обладать силой духа. Эми любовалась сыном, ее переполняла безумная любовь. Но больше они вдвоем в кино не ходили. Как-то не случилось. Лет в пятнадцать — восемнадцать нужно определенное стечение обстоятельств, чтобы пойти в кино с родителями. А потом во вселенной возникла черная дыра.

— Этого актера очень любит мой сын.

— Так у вас есть дети?

Ему давно не терпелось задать этот вопрос: сто раз Пакс гадал, каково семейное положение Эми Шимизу. С момента развода с матерью Кассандры, которую он любил когда-то так же сильно, как теперь ненавидит, в его жизни были только поверхностные отношения. И наличие у его подруг мужей, партнеров, детей мало что значило, главное было подтвердить свою сексуальность. Все они казались ему одинаковы — просто некие фигуры из огромной толпы: низкие и высокие, блондинки, брюнетки, кудрявые и гладковолосые, худенькие и склонные к полноте, бледные и загорелые, они все как-то одинаково одевались, причесывались, ходили, думали, говорили — словом, жили по лекалам женских журналов и социальных сетей, которые стирали любую шероховатость. Он переходил от одной к другой, не привязываясь. Стоило ему выйти за границы привычного круга, и он бы открыл что-то новое, — но он не выходил. Он довольствовался женщинами, встреченными на съемочных площадках или в кабинетах телевизионных служб или какой-нибудь продюсерской фирмы, в модном ресторане или кафе, в тех местах, которые рекомендуют приятелям или которые всплывают на полях приложений для знакомств. Он предпочитал без устали барахтаться в этом незатейливом аквариуме — и сам не выделялся в стайке своих собратьев, носил ту же ухоженную трехдневную щетину, те же костюмы известных брендов. Он трезво выстраивал свои банальные романы, воспринимая их естественной платой за тот разрыв, который заставил его когда-то изрядно помучиться… Он признает, что в значительной степени виноват и сам. Так было вплоть до прошлого года, когда он по иным причинам отказался от каких-либо связей.

Встреча с Эми Шимизу что-то сдвинула. Сумел бы он так полно ощутить ее красоту, если бы не пал сначала так низко, так глубоко? Он шел ко дну — и тут явилась она, не похожая ни на кого и ни в чем, сильная и все-таки хрупкая. Хватило нескольких встреч, проведенных над планами работы, за обсуждением слов, жестов и — неосознанно — смыслов, вызовов человеческой жизни, чтобы у него сложилась неколебимая уверенность: она сумеет вытащить его из трясины. Теперь он хочет убедиться, что она не отпустит его руки, что он значит для нее так же много, как она — для него. Но вообще-то — вдруг она не свободна?

— У меня сын, двадцатилетний молодой человек. А у вас?

— Двадцатичетырехлетняя дочь. С ее матерью мы давно в разводе, — поспешно уточняет он.

— Я тоже. То есть в разводе — давно.

Каждый испытывает облегчение. Оба в душе проводят параллель между их судьбами, но это иллюзия: их жизненные пути рознятся, даже почти противоположны. Их супружеские союзы преследовали совсем разные цели и рухнули в силу разных причин. Кристоф, отец Алексиса, когда-то влюбился в семью, в клан, в шумное царство механики и в роскошную королеву, которая им управляла. Он был одним из тех мнимых бунтарей, а фактически просто бездельником и приспособленцем, милым и раскованным, которому больше нравилось сидеть в кафе на площади Сорбонны, чем на скамьях университетских аудиторий, где он и встретил Эми. Он грезил Америкой и путешествиями, на стене его студенческой комнаты был кнопками прикреплен постер фильма «Исчезающая точка» с роскошной голой Гилдой Текстер — с реющими по ветру волосами, верхом на красно-белой «Хонде СВ 350». Когда он впервые оказался на семейной автостанции «Хонды», перед плакатом с Соней верхом на 750-й модели, у него как будто случилось озарение. Он всем своим существом почувствовал, что хочет быть частью этой семьи! Она была куда интересней, чем его собственная. Его родители, банковские специалисты по ипотечному кредитованию, спокойно жили либо в четырехкомнатной квартире Семнадцатого округа Парижа — в хорошем Семнадцатом! — словно существовала какая-то черта, за которой начиналась другая, неприличная часть района, — либо в собственном домике в Динаре с видом на море. И гордились тем, что оба объекта недвижимости выторгованы гораздо ниже рыночной стоимости. Он воображал, как тоже полетит вперед верхом на мощном мотоцикле, как какой-нибудь Питер Фонда в «Беспечном ездоке» (фильм посоветовала ему Соня), и убедил себя, что испытывает к Эми ту же страсть, какую с изумлением наблюдал у ее родителей. Даже она поверила. До этого в ее жизни случился лишь один ухажер — в возрасте пятнадцати лет, с которым дело закончилось парой робких поцелуев. Она комплексовала из-за маленького роста и почти плоской груди. И это тогда, когда Ева Герцигова взирала на Францию с высоты своих метра восьмидесяти, демонстрируя голую грудь и угольные ресницы, и приказывала смотреть прямо в глаза! Школьные годы научили ее никому не верить: мальчишки не раз играли ее сердцем и принимались ухаживать с единственной целью — получить у ее родителей скидку на покупку мопеда. Первые шаги Эми в Сорбонне были мучительны: ее подавляли битком набитые лекционные амфитеатры, куда она добиралась после полуторачасовой дороги сначала на поезде, потом метро и автобусе, и всегда опаздывала занять место за партой, приходилось сидеть в проходе. Ей хотелось завести друзей, стать частью одной из тех оживленных групп, которые с хохотом бегали по коридорам, — но не было инструкции, как действовать. Кристоф возник в наилучший момент. Он стоял позади нее в бесконечной очереди, чтобы записаться на педагогическую практику. Его тут же привлекли ее восточные черты лица, посадка головы, загадочная грация. От чего только не зависит судьба? В папке документов Эми не хватало конверта определенного размера, а у Кристофа их было несколько. Он поделился конвертом в обмен на обещание сходить в кафе. Эми записалась в лиценциат по психологии, несмотря на сопротивление отца, считавшего гуманитарные науки полной галиматьей. Кристоф же изучал право и политологию и расписывал светлое будущее человечества так пылко и обаятельно, что вскоре вызвал внимание со стороны Сони (и некоторую подозрительность Изуру). Роман оказался долговечней, чем думали. Родители Кристофа прикупили студию и временно предоставили ее младшему поколению: квартира была тесновата, но балкон выходил на юг. Эми высадила там какие-то живучие растения и сезонные цветы, ухаживала за ними. Она получила диплом с отличием и поступила в магистратуру по социальной психологии, но тут обнаружилась беременность. Кристоф, более занятый идеями переустройства мира, чем подготовкой к курсовым экзаменам, дважды оставался на второй год и с трудом дотянул до последнего курса. Ребенок наметился тут очень кстати. Кристоф заявил, что возьмет его воспитание на себя, официально ушел в академический отпуск — на самом деле он и так давно не ходил на занятия — и поступил маклером в семейный бизнес. Эми не испытывала прежней влюбленности, но не могла это сформулировать даже для себя. С момента въезда в студию она чувствовала себя свободной и почти независимой. Иногда по воскресеньям Кристоф уходил к Соне и Изуру один, а она готовилась к экзаменам и наслаждалась одиночеством, тишиной, в которой грезы и мысли сплетались в какие-то чудесные дебри, как дикие лианы. Она думала, что рождение ребенка снимет все вопросы. И действительно, ребенок, хотя и незапланированный, был желанным и любимым в каждую секунду своего внутриутробного существования, и дальше эта любовь только росла, тогда как чувство к Кристофу тихо угасало. И для него пришла пора меняться. Он жил в неразрешимой дилемме: не мог порвать с этой семьей (или, скорее, с Соней и автосалоном, где любил торчать целыми днями), но Эми его тяготила. Ее успех, пусть даже относительный, подчеркивал его собственную бездарность. Он не просто бросил учебу, он предал свои идеалы — от них осталась одна афиша «Исчезающей точки», теперь украшавшая стенку в туалете. Другие увидели бы в этом классический переход из отрочества во взрослую жизнь, сумевшую обуздать немало революционных порывов, но он чувствовал себя уничтоженным, раздавленным, сексуальная жизнь застыла на мертвой точке. Как Эми, он ухватился за мысль, что это только переходный момент. Раньше он справлялся со своими порывами, но тут… к нему приходили красивые посетительницы, и в теплые весенние дни он стал чувствовать какое-то пьянящее головокружение, какой-то зуд. Что-то разладилось, но вместо того, чтобы осознать, что совместная жизнь заканчивается, оба продолжали жить вместе по инерции и, подчиняясь логике событий, поженились сразу после рождения Алексиса. Во время церемонии Эми прочла отрывок из «Бракосочетания» Альбера Камю: «Иногда так вершатся браки, и подаренный мятный леденец определяет путь на всю жизнь». Присутствующие решили, что это очень трогательно: надо же — на всю жизнь! Никто не подумал, как страшен смысл этих слов. Эми и Кристоф продержались в браке пятнадцать лет. Сексуально они практически не общались, но кто мог об этом догадаться? Они сосуществовали, не задевая друг друга, лишь бы один партнер не лез в дела другого, и негласно допускали возможность параллельных увлечений. Со временем переехали в квартиру побольше, дружно воспитывали сына, — он был мальчик веселый и сговорчивый, и его ранняя склонность к физике и математике очень радовала деда с материнской стороны. Кристоф продолжал заводить интрижки на стороне… И тут возникла новая сотрудница: Полин, консультант по банковским инвестициям, которая пробудила в нем необычное рвение. В тот год Соня с Изуру продали автосалон, уехали из Парижа и поселились недалеко от Ментона. Это решение подспудно изменило соотношение сил. Кристоф счел себя свободным от моральных обязательств перед ними и сообщил Эми, что хочет развестись. Она попросила подождать до конца учебного года у Алексиса, чтобы дать тому спокойно получить аттестат. Они наняли одного и того же адвоката, отца одного из одноклассников сына, человека культурного и довольно открытого, который тут же подпал под обаяние своей подзащитной: едва просохла ее подпись под договором о разводе, как он позвал ее ужинать. Как в свое время Кристоф, адвокат случился в ее жизни очень вовремя. Он был женат, отзывался о жене с уважением, и это устраивало Эми, не стремившуюся к серьезным отношениям. Они встречались полгода. Она привязалась к этому человеку и с удивлением чувствовала, что ей нужны его тело, запах, голос. В его объятиях она узнала наслаждение и поняла, что раньше принимала за оргазм просто умеренно-приятные ощущения, — это ее поразило. Он вдруг стал для нее очень важен — настолько, что, когда они расстались по его инициативе, она переживала, но внутренний щит укрыл ее от настоящего горя. Эми не знает, но если бы их роман не закончился ничем, то вырос бы в большую любовь, такую, что горела в ее родителях и сплавила их воедино. Неожиданная любовная интермедия открыла ей глаза: Кристоф не дал ей ничего из того, на что надеется женщина: ни физического экстаза, ни сердечной увлеченности. Адвокат же разбудил росток, который тихо поднимается в ней, — это мощный зов природы, но она подавляет его, боясь того, во что он может превратиться. Она спряталась за Алексиса, прилежно уделяя ему большую часть своего времени еще задолго до того, как все рухнуло, и тем более — после того, как все случилось, но ее сердце — целинная почва, годами пустовавшая и оттого еще более плодородная. Только несчастье могло подавить порыв к жизни, который вырос в ее душе и вот-вот раскроется миру.