Внутренняя война. Том 1 - [18]

Следуя семейному ритуалу, Матт передвинулся во главу стола. Кламат вспомнил, что сидит на стуле Матты. Пока Маттильда ставила рядом с рагу ещё один горшок, на этот раз с ароматными тушёными овощами, он пересел, оказавшись напротив Маттина и Маттсона. Девочка выполнила последнюю из своих обязанностей, поставив поднос с тёплым, благоухающим, только что из печи хлебом, а с ним и тарелку масла – ещё один признак процветания семьи, – и села между Кламатом и Маттом с таким видом, словно место это было почётным.

Матта с черпаком в руках разложила по мискам рагу, потом обошла всех с горшком овощей и только тогда заняла своё место напротив мужа.

– Целый пир, – отметил Кламат. Он чувствовал приятный аромат, который казался ему слаще любых благовоний. Слишком уж часто в пути ему приходилось довольствоваться сухим пайком. – Как я и предполагал.

Матт следил взглядом за Маттой до тех пор, пока она не закончила раскладывать еду и не посмотрела на него в ответ: ещё одна семейная традиция. Глава семьи поклонился жене почти так же официально, как Маттин, когда приветствовал Кламата.

Маттильда и Маттсон тут же накинулись на еду, как будто неделями голодали. Маттин приступил к еде с достоинством своего отца и тщательностью матери, но вскоре он отбросил все эти условности – выдержать до конца трапезы такой степенный вид он был не силах. Набросившись на рагу, овощи и хлеб, он мигом поглотил первую порцию и потянулся за второй за несколько мгновений до того, как Кламат закончил намазывать обратной стороной ложки масло на кусок хлеба.

Кламат медлил, потому что подавлял добродушный смех. Ему было так хорошо, что хотелось смеяться, но он сдерживался, чтобы не показаться грубым или ещё того хуже – чтобы его добродушие не приняли за презрение.

Никто не сказал ни слова, пока тарелка и миска Кламата не опустели и пока он не попросил добавки. Только тогда, словно о чём-то несущественном, Матт спросил его:

– Ты ехал к нам обычной дорогой? Проезжал через деревню?

Он назвал местность, в которой Кламат останавливался два дня назад.

Воин ругнулся про себя. Он был ещё не готов. Не поднимая головы от рагу, он ответил:

– Да, проезжал.

– Тогда ты, должно быть, слышал, что случилось.

– Случилось? – За этими новостями Кламат и приехал сюда. Он знал всё в общих чертах, но ему нужны были подробности.

– Овчар Лессен, – сказал Матт.

– И его жена, – резко добавила Матта.

Матт кивнул в знак согласия.

– И семеро его детей. Шесть из них – девочки. И его ферма. Даже его овцы.

Кламат отложил ложку, вытер рот и пристально глянул на своего старого друга. Тихо, но твёрдо, почти приказным тоном, он попросил:

– Расскажи мне.

– Матт, – напомнила жена, – Маттильда ещё маленькая.

Маттин выпрямился на стуле, взгляд его был направлен прямо на Кламата. Маттсон опёрся локтями о стол, запустив оба кулака себе в волосы. Было похоже, будто его сейчас стошнит.

Овчар нахмурился:

– Она всё равно узнает, если уже не узнала: слухи-то ходят. Хуже не будет, если она услышит новости от нас.

Матта нахмурилась, но спорить не стала.

Матт спокойно выдержал взгляд Кламата. Под внешней кажущейся мягкостью скрывался самый храбрый человек из всех знакомых Кламату людей. Именно ради него Кламат и пришёл сюда в этот раз.

– Это было семь, – Матт бросил взгляд на потолок, затем вновь посмотрел на Кламата, – нет, десять дней тому назад. Был уже почти вечер. Овец гнали домой. Пас их мальчик, но он не торопился. Он не запаздывал. Остальная семья – сам Лессен, Абига, его жена, их шесть дочерей – все были дома или рядом, занимались своими делами. Выжил только мальчишка.

Враги пришли из-за холма. Все верховые. Мальчишка насчитал восемнадцать-двадцать. Он никогда не видел такой одежды, как у них. Совсем как ночная рубаха с головы до пят, свободная, развевается, только лица открыты. Ткань белая в чёрную полоску, как тени. Короткие копья – он назвал их короткими копьями, но я думаю, это были дротики. И молча. Если кто-либо из них говорил – если – то, должно быть, шёпотом. Только звук копыт насторожил мальчишку, и он догадался спрятаться и понаблюдать за ними.

Продолжая говорить, Матт посадил Маттильду себе на колени и обнял. Девочка смотрела на Кламата, широко раскрыв глаза от испуга и непонимания.

– На полном скаку подъехав к дому, – продолжил свой рассказ её отец, – они окружили его. Лессен либо смел, либо глуп. А может, он просто не мог поверить, что находится в опасности. Он вышел им навстречу. Они его распотрошили. Абига и девочки убежали в дом. Конечно, они заперли дверь. Но эти люди бросили зажжённый факел на крышу. Потом ещё один, и ещё. Некоторые спешились. Мальчик слышал, как кричали Абига с девочками. Когда огонь и дым выгнали их на улицу, их схватили.

Маттильда внезапно извернулась в руках Матта, спрятав своё лицо на его плече. На некоторое время отец отвлёкся на неё. Погладив девочку по голове, он тихо сказал:

– Лессен никогда не был солдатом. Он был беспомощен. Я не такой. Я защищу вас лучше.

Когда Матту показалось, что ребёнок успокоился, он снова обернулся к Кламату.

– Эти люди вошли в дом. Они забрали столько еды и питья, сколько смогли, прежде чем обвалилась крыша. Они заставили Абигу смотреть, пока они разделывались с девочками, с каждой из них. Одну за другой они убили их всех. Последней они изнасиловали и убили Абигу. Затем засели за свой пир.