Внутренний враг. Пораженческая «элита» губит Россию - [46]

При чем тут Сталин и красная империя? А при том самом: много плохого было при Сталине, куда больше, чем хорошего — только вот школьников на «Бентли» не было; а кто скажет, что, мол, даже если и признать, что это плюс, он явно не так важен, чтобы перевесить остальное, те совсем не понимают своего народа. Были, правда, «слуги народа», которые (как и их отпрыски) жили хоть и не во дворцах, но совсем иначе, чем все остальные; но это как раз и соответствует нашим представлениям, это древний архетип: князю можно, он за нас себя не щадит. По-научному это называется меритократия (от латинского «заслуга») — когда общественный статус человека, в том числе выражающийся и в материальном положении, определяется в основном по его вкладу в общее дело (что по-латыни, как известно, будет «республика»). И при всей субъективности такого подхода он, по моему мнению, куда ближе народу и, как я излагал выше, дает в среднем более хороших людей с гораздо более чистым отношением к этому самому общему делу (к тому же слуги народа — сегодня князь, а завтра в грязь; чего им завидовать: вот на «ЗИСе» рассекает, а завтра, глядишь, тачку будет катить). Как ни жестко это звучит, но это примиряло и примиряет по сию пору народ и тогдашнюю элиту, а с нынешней нет примирения, потому что нет апологии: не только они все имеют; причем вовсе не в награду за вклад в общее дело, но и бояться им нечего (кроме разве что взрывного устройства от конкурентов). И к Ивану Грозному имеем сейчас то отношение, которое имеем, причем все нарастающее, которое совершенно справедливо разоблачает Елена Чудинова (помимо всего прочего, и правитель-то он был трусливый и бездарный), потому же: да, зверь был, но страх вселил в элиту, даже ужас — а это единственное, что нас может примирить с самим фактом ее существования. (На самом деле это глупость, тогдашняя элита была служилой и ни в какой дополнительной апологии в глазах народа не нуждалась, но я говорю об отношении к Ивану Грозному не его современников, а наших.) И Хрущева ненавидят именно за это — начальство осталось, жить оно стало еще лучше, а страх у него исчез; где справедливость? И вот все это и есть первая и главная причина нынешней волны апологетики Сталина (а отчасти и предыдущих волн), хотя на осознанном уровне, как правило, четко не артикулированная: не было кричащего богатства, неравенство было не слишком большим и почти исключительно меритократическим, а к тому же психологически компенсировалось наличием у всей элиты обоснованного страха за свою жизнь и будущее. Да, и Деньги, и Власть — суть идолы, но и идолы не равны между собой по омерзительности: есть Дагон, а есть Молох, в котором сжигали первенцев. И Деньги, получается, для нашего народа идол худший, чем Власть. А ведь стали Деньги идолом не в 1992-м — они уже были им и в 1910-м, и в 1900-м. И чем сильнее в нашем обществе будет становиться либеральный идол Денег, чем отвязнее будет публичное ему поклонение во всех сферах жизни, тем сильнее будет тяга к альтернативному идолу Власти, тем менее страшным и более справедливым он будет казаться и тем сильнее и шире будут искренние попытки представить Сталина (несравненного адепта этого идола) величайшим из российских правителей всех времен и народов.

Другая причина связана с положением России в мире, среди других стран. Наша страна является отдельной и самобытной православной цивилизацией; из иных цивилизаций ей ближе всего другая христианская цивилизация, католическо-протестантская, иначе называемая европейской, и она же именно в силу этого объективно была, есть и будет самым большим из наших врагов. Здесь нет никакого парадокса, этот принцип сформулирован еще Дарвиным: борьба между биологическими видами тем острее, чем они ближе друг к другу. Не надо упрекать меня в безбожном социал-дарвинизме: я говорю здесь вовсе не о примитивной борьбе за существование (территорию, ресурсы, и т. п.), а о цивилизационной борьбе идей — религий, укладов и представлений. Сам факт существования исламского мира, например, или дальневосточного, радикально отличающихся от мира европейско-американского, никогда не был для последнего раздражающим фактором: не всем же быть одинаковыми (нынешние потуги на глобализацию не в счет, они скоро пройдут) — мы христиане, а они язычники. А вот мы всегда были для них бельмом на глазу (как до этого Византия): как это, не мы, а христиане; как же тогда с нашим божественным правом? И к XIX веку, когда религия ушла из европейской политики, а на первое место вышел вопрос о социально-управленческих укладах, а особенно в XX веке, Россия в этом новом смысле все равно оставалась альтернативной ветвью «западной», то есть христианской, цивилизации, и именно этот факт, а не какая-то мистика определяет достойное лучшего применения упорство и последовательность западного мира в повторяющемся выборе антироссийской идеологии и политики. И поэтому близоруки те, кто говорит, что главный наш враг — агрессивный исламский мир (или экспансионистский китайский), а не христианские, пусть и несколько другие, чем мы, народы: в военном смысле в данный момент — возможно, а в цивилизационном — нет! Всегда останется западный мир нашим смертным врагом, если только один из нас не исчезнет Божьей волей с лица Земли (тоже в цивилизационном смысле, конечно, а не в физическом), потому что нет здесь достойного места для нас обоих (не по нашему, а по их выбору). Но это не повод ни для паники, ни для немедленной мобилизации. Это факт, и относиться к нему мы должны без лишних эмоций, просто как к внешнему обстоятельству жизни, вроде зимнего холода — абстрактно, может быть, оно и неприятно, но изменить нельзя, а приспособиться можно (в первую очередь по формуле Александра III: единственные друзья России — русская армия и русский флот).