Внутренние война и мир - [55]
Один из моих друзей вернулся из Японии. Там ему показали статую. В одной руке фигура сжимала меч, и половина ее лица отражала остроту и сияние меча. В другой руке статуи была лампа, и вторая половина ее лица пламенела светом этой лампы. Та половина, в которой пылал свет лампы, внешне напоминала лицо Будды. Другая половина, сиявшая остротой меча, казалась Арджуной.
Друг спросил у меня, что это значит. Я ответил: «Трудно найти такого брахмана, подлинного брахмана, постигшего брахман, абсолютную реальность, которого можно было бы сравнить с Буддой, и также трудно найти кшатрия более великого, чем Арджуна. Японская статуя изображает солдата-самурая. Самурай должен обладать серьезностью Будды и воинским духом Арджуны. Только тогда он будет истинным самураем. Отчаянная смелость Арджуны, чтобы сражаться, и спокойствие Будды во время битвы — требовать этого, значит, требовать невозможного».
Но в Арджуне нет ничего от Будды. Его спокойствие — всего лишь самовнушение, его разговоры о мире — не более чем прикрытие для бегства. Позже он будет раскаиваться, несмотря на свои слова о мире. Завтра Арджуна вновь обратится к Кришне и начнет жаловаться: «Зачем ты поддержал мою идею? Бегство привело лишь к позору. Престиж моей семьи пошатнулся». Он вновь приведет множество аргументов. Подобно тому, как сейчас Арджуна называет огромное количество причин для бегства, завтра он найдет другие аргументы и скажет Кришне: «Вся вина лежит на тебе. Ты смутил меня и подтолкнул к бегству. Теперь я обесчещен — и кто несет за это ответственность?»
Именно поэтому Кришна не может так просто оставить Арджуну. Нет никакой возможности отделаться от этой проблемы. Этот человек — Арджуна — разделен изнутри. Попытка вернуть его к единству будет совершенно естественной. Если она будет удачной, тогда все, что Арджуна сделает, опираясь на неразделенный ум, получит оправдание Кришны.
На сегодня достаточно. Остальное завтра утром...
ГЛАВА 5
По ту сторону эго
Арджуна сказал:
Горе, увы, тяжкий грех мы совершить замышляем:
Ради желанья царских услад погубить своих кровных.
Если меня безоружного, без противления, сыны Дхритараштры
С оружием в руках убьют в сраженье, мне будет отрадней.
Санджая сказал:
Так молвив, в боренье Арджуна поник на дно колесницы,
Выронив лук и стрелы: его ум потрясен был горем.
Ему, охваченному жалостью, с полными слез глазами,
Скорбному, Мадхусудана тогда молвил слово.
Шри-Бхагаван сказал:
Как у тебя в беде такое смятенье возникло?
Оно для арийца позорно,
Лишает блаженства, к бесчестью ведет, Арджуна.
Малодушию не поддавайся, Партха, это тебя не достойно!
Покинув ничтожную слабость сердца, восстань, подвижник!
Арджуна сказал:
Как в битве сражу я стрелами Бхишму и Дрону, Мадхусудана?
Их, достойных почтенья, супостатов губитель?
Чем убивать этих чтимых гуру, нам лучше нищенством жить в этом мире,
Ведь, гуру убив, хотя бы корыстных, уже здесь мы вкусим окровавленную пищу.
Не знаем, что будет для нас достойней — быть побежденным иль одержать победу?
Мы утратим желание жить, если погубим противостоящих сынов Дхритараштры.
Болезнь состраданья меня до глубин поразила; не разумея дхармы,
Я вопрошаю, что лучше, скажи это ясно;
Я твой ученик, наставь меня, к тебе припадаю.
Ибо я не предвижу, чтоб эта скорбь, палящая чувства, могла утолиться
Достижения здесь, на земле, бесспорного царства или даже владычеством над богами.
Санджая сказал:
Это сказав Хришикеше, Гудакеша молвил:
«Не буду сражаться», — и замолк врагов утеснитель.
Ему отвечал Хришикеша, как бы с улыбкой Бхарата;
Скорбящему между двух ратей молвил такое слово.
Шри-Бхагаван сказал:
Ты мудрую речь говоришь, а сожалеешь о тех, кому сожаленья не надо:
Познавшие не скорбят ни о живых, ни об ушедших.
Арджуна сказал:
Горе, увы, тяжкий грех мы совершить замышляем:
Ради желанья царских услад погубить своих кровных.
Если меня безоружного, без противления, сыны Дхритараштры
С оружием в руках убьют в сраженье, мне будет отрадней.
Сонджая сказал:
Так молвив, в боренье Арджуна поник на дно колесницы,
Выронив лук и стрелы: его ум потрясен был горем.
Ему, охваченному жалостью, с полными слез глазами,
Скорбному, Мадхусудана тогда молвил слово.
Шри-Бхагаван сказал:
Как у тебя в беде такое смятенье возникло?
Оно для арийца позорно, лишает блаженства, к бесчестью ведет, Арджуна.
Малодушию не поддавайся, Партха, это тебя не достойно!
Покинув ничтожную слабость сердца, восстань, подвижник!
Санджая описывает Арджуну как человека, «охваченного жалостью, с полными слез глазами». Давайте попробуем понять смысл слова «жалость». Санджая не сказал: «охваченный состраданием». Он говорит: «охваченный жалостью».
Словарь трактует жалость и сострадание как синонимы, и мы также часто употребляем эти слова в сходном контексте. Такая практика порождает глубокое недопонимание. Жалость обусловлена обстоятельствами, тогда как сострадание является результатом психологического состояния. Между жалостью и состраданием существует фундаментальное различие.
Сострадание идет из сердца человека, оно никак не связано с внешними обстоятельствами. Сострадание распространяется из сердца сострадающей личности, даже если она пребывает в одиночестве. Сострадающий человек подобен цветку, цветущему в одиночестве; несмотря ни на что, он будет наполнять пространство ароматом. Ему нет дела до прохожих. Аромату цветка неважно, есть ли рядом хоть кто-нибудь. Даже если поблизости не будет ни одного живого существа, аромат будет пронизывать все вокруг. А если мимо пройдет человек и его очарует этот запах, то это будет уже совсем другая история, цветок распускался вовсе не для прохожего.
