Внутреннее задержание - [14]

Эта неуверенность, продемонстрированная господином Горским, заставила Зимина приготовиться к худшему. Ему от начальника требовался чудодейственный приказ, веский, окончательный. Только такой приказ мог бы стать для травмированного собственной подкоркой человека исцеляющим лекарством. Вряд ли таковым можно было считать предложение начать вести дневник. Естественно, Зимин не стал протестовать, только немного удивился. Ему уже приходилось исполнять бессмысленные приказы.

С другой стороны, нельзя отрицать, что начальник знает о сложившейся в коллективе ситуации больше любого своего подчиненного. Одного этого несомненного факта было достаточно, чтобы беспрекословно выполнять самые неожиданные приказы.

— По четным дням будешь приносить свои записи для ознакомления.

— Понимаю.

Горский внимательно посмотрел на Зимина, словно тот только что произнес непростительную глупость, и ему, начальнику, теперь следует установить, сделал ли он это со зла или по недомыслию.

— Максим. Меня зовут Максим. Обращаться ко мне отныне будешь так. И на «ты». Попробуй. Это приказ, — Зимин понял, что господин Горский не шутит.

— Максим.

— Хорошо. А теперь произнеси развернутую фразу.

— Зачем это тебе? Максим.

Господин Горский кивнул, порадовался, что у Зимина получилось.

— Я не знаю, Зимин. Но почему-то мне кажется, что если мы с тобой, наконец, сумеем разобраться, почему наши взаимоотношения складываются таким странным образом, это поможет в работе.

— Ух ты! — не удержался Зимин. В последнее время у него нередко случались неконтролируемые и глупые приступы иронии.

— Мы попали в неприятную историю, — похоже, что господину Горскому было не до смеха. — Думаю, что мы можем рассчитывать друг на друга. Понятно, что от тебя, до поры до времени, помощи ждать глупо. И все-таки хорошо, что ты рядом. Нет, нет, ничего плохого о тебе я сказать не могу. Ты хороший работник — старательный и честный, но я сомневаюсь, что в предложенных условиях твои качества пригодятся. Будем надеяться, что скоро у тебя обнаружатся другие умения и способности, которые окажутся более полезными в нашей ситуации.

— Какие? — Зимину стало страшно, словно он опять неосторожно заглянул в зеркало.

— И этого я не знаю. Ты пришел ко мне сам, чем приятно удивил. Надеюсь, что удивишь еще. А что, может, и пронесет!

— Мне нужно будет допросить опасного человека?

— Не придумывай!

— А в чем, собственно, дело?

— Стал бы я с тобой болтать, если бы знал! Слишком мало фактов. Не думаю, что нам удастся долго оставаться в подвешенном состоянии. Скоро мы узнаем, каково это покидать кабину до полной остановки лифта и без спроса заплывать за буйки. Впрочем, ты не переживай раньше времени, вполне вероятно, что все закончится хорошо. Пока иди, пиши дневник. Да смотри, поменьше глупостей. Не нужны мне подробные описания трудовых будней: в 14 часов я отправился в столовую и заказал тарелку борща и порцию биточков. Ты пиши о своих чувствах и о своих мыслях. Что тебе в голову приходит, когда ты ложкой к борщу тянешься, то и записывай. Думаешь ведь ты хотя бы иногда. Понял?

Зимин на всякий случай кивнул.

— Сделаю. Работа не пыльная.

— А раз понял, иди, работай.

Потом, закрывшись в своей каюте, Зимин искренне сожалел о том, что не воспользовался двусмысленностью ситуации и не перешел в наступление. Могло получиться очень интересно. Конечно, ему обязательно надо было выяснить, почему начальник так нервничает. Это было бы естественно. Вполне вероятно, что тогда бы многое пошло по-другому. Был момент, когда им следовало довериться друг другу. Но Зимин отказался от расспросов. Наверное, испугался. Его можно понять. Он и так задал начальнику чересчур сложную задачку, и предложенный ответ ему не понравился. Он даже пожалел на минуту, что совершил такую глупость, доверив господину Горскому свою тайну о зеркалах. Продолжать пустой разговор, который грозил перерасти в неприятное выяснение отношений, ему не хотелось. Проще было посчитать, что приказ о ведении дневника предусмотрен инструкцией. Собственно, этим объяснением Зимин и удовлетворился.

Первые записи

Началась у Зимина тяжелая жизнь. Первая же попытка сделать осмысленную запись в дневнике немедленно привела к неприятному выводу — для того, чтобы достойно выполнить приказ мало быть исполнительным, нужно быть честным с самим собой. Иначе затея теряет всякий смысл. А это трудно и, если говорить откровенно, небезопасно. В том смысле, что нельзя предугадать, что подумает господин Горский, когда решит ознакомиться с записями и какие после этого сделает умозаключения. Зимину, по сути дела, предложено было написать донос на самого себя. Вот так история!

Зимин всегда очень высоко ценил профессиональные качества своего начальника. Но на этот раз тот превзошел самого себя. Произнес в пустом разговоре всего несколько бессвязных фраз, припугнул невесть какой опасностью, и вот, пожалуйста, отныне Зимин полностью в его власти. Теперь захочет — помилует, захочет — даст самодоносу ход и раздавит, как жука навозного. В любой удобный для него момент. Как только появится такая необходимость. Впрочем, Зимин и раньше зависел от начальника.