Внутреннее существо человека и жизнь между смертью и новым рождением - [9]
Вы видите из этого примера, сколь важно то, что называют порогом духовного мира, и сколь важна та сущность, которую называют СТРАЖЕМ ПОРОГА. Он допускает в наше сознание только ощущение и не пропускает имагинации, инспирации и интуиции, которые, если бы проникли в сознание, вызвали бы непосредственное стремление к проодухотворению и отказу от дальнейших человеческих жизней. Поэтому все закрывается от нас, дверь нашего сознания закрывается перед этим. Но в наше существо оно все же проникает. И в то время, как оно в нас проникает, и мы его спускаем в темные глубины нашего подсознания, в наше существо входят, с одной стороны, духовные сущности — противники Люцифера, и в нас возникает борьба между Люцифером, который посылает внутрь нашего существа свою имагинацию, инспирацию и интуицию, и теми духовными сущностями, которые являются его противниками. И эту битву мы бы всегда видели при каждом ощущении, при каждом восприятии, если бы для внешнего восприятия не был поставлен предел, порог духовного мира, перед которым, однако, духовный ясновидческий взор не замыкается. И результатом этой разыгрывающейся в нас битвы является то, что я охарактеризовал как своего рода находящийся в нас частичный труп. Этот труп является выражением того, что должно в нас стать совершенно материальным, чтобы мы не были в состоянии одухотворить его. Если бы этот труп не образовался благодаря битве Люцифера и его противников, то в нас были бы вместо того имагинации, инспирации, интуиции, и мы бы непосредственно вознеслись в духовный мир. Труп образует ту тяжесть, благодаря которой добрые духовные сущности — противники Люцифера — удерживают нас в физическом мире, они удерживают нас так, что мы как бы держим в сокрытом состоянии то, что должно в нас образовать стремление к одухотворению, и для того, чтобы мы, соответственно этому сокрытому, устремились к действительному идеалу человеческой природы и направили к нему все задатки, которые могут в нас находиться. Тем, что в нас образуется это включение, этот как бы «трупный фантом», тем, что мы при каждом восприятии пронизываемся чем — то, что является трупом, этим мы убиваем рождающееся в нас при каждом восприятии стремление к одухотворению. И в то время, как образуется это включение, возникает то, о чем я часто говорил и что необходимо уяснить себе во всем его значении: видите ли, когда вы смотрите в зеркало, то перед вами находится стекло, но вы могли бы видеть сквозь него, если бы оно не было покрыто зеркальным составом. Благодаря тому, что стекло покрыто зеркальным составом, в нем отражается все, что находится перед зеркалом. Если бы вы действительно так стояли перед своим физическим телом, что переживали бы восприятия, входящие в него из имагинации, инспирации и интуиции, то вы бы видели сквозь физическое тело, и вы бы переживали такое чувство: я не хочу иметь ничего общего с этим физическим телом, я совершенно не обращаю на него внимания, но я просто, каков я есть, восхожу в духовный мир. Физическое тело стояло бы перед вами как зеркало, не покрытое амальгамой. Но теперь физическое тело пронизано трупом. Это как зеркальный состав, покрывающий стекло. И потому теперь все, что на него падает, находит свое отражение так, как это наблюдается в восприятии чувств. Из — за этого возникают восприятия чувств. Постоянный труп, который мы в себе носим, он — зеркальная амальгама всего нашего тела, и благодаря ей мы видим самих себя в физическом мире.
Возьмем другой случай, когда мы не только воспринимаем, но и думаем. Когда мы думаем, то это ведь не восприятия чувств. Чувственные восприятия могут подавать повод к мышлению, но настоящее мышление протекает не в восприятиях чувств, оно протекает более внутренне. Когда мы думаем, то настоящим мышлением мы не производим отпечатков на нашем физическом теле, но производим их на эфирном теле. Однако опять же, когда мы мыслим, то в нас входит не все то, что заключается в мыслях. Если бы в нас входило все то, что заключается в мыслях, тогда при каждом нашем мышлении мы бы чувствовали в себе пульсацию живых элементарных существ, мы бы чувствовали себя внутренне совершенно оживленными. В Мюнхене я однажды сказал: если бы кто — нибудь пережил мысли, каковы они в действительности, то он почувствовал бы себя в мыслях, как в муравьиной куче. Эту жизнь мыслей мы не воспринимаем при нашем мышлении, потому что опять же в наше сознание проникает лишь как бы пена этих мыслей.
