Внучка алхимика - [17]

– Как интересно вы рассказываете! – восхитилась княгиня.

– Пустяки! – несколько смутился рассказчик. – Просто я следил за передвижениями этого человека последние несколько лет. Чаще всего, конечно, со слов других, но однажды мне самому пришлось его видеть.

– И каким он вам показался? – прикинулась заинтересованной Соня. Ежели маменьке нравится говорить на эту тему, она не возражала, хотя сама считала Сен-Жермена мошенником. Или человеком, который любит весьма странные шутки.

– На мой вкус он чересчур бледен, будто вампир или оживший мертвец. Впрочем, женщины называют такую бледность интересной.

– Женщины любят представляться трусихами, но по-настоящему напугать их трудно! – хохотнул Николай Астахов. – Уверен, что мало кого из них напугало бы предостережение, что граф – посланник потустороннего мира.

– И вы тоже считаете, что на самом деле граф не умер? – опять спросила графиня, прекращая разглагольствования сына. Что это с ним сегодня? Сплошные казарменные шутки.

– Кто знает, – пожал плечами Разумовский. – Один мой хороший знакомый клялся и божился, что в этом году видел графа Сен-Жермена на встрече франкмасонов в Париже.

Соня вспомнила сегодняшнюю встречу с графиней Толстой и на неё словно повеяло неким мифическим холодком. Неужели дед Еремей вплотную подошел к загадке, над которой много веков бьются лучшие умы человечества? И она, княжна Астахова, тоже окажется причастной к этой загадке? И почему тогда пресловутый Сен-Жермен не мог владеть этим секретом?

– Вам, Софья Николаевна, этот вопрос неинтересен? – спросил её Разумовский. – Считаете, он не имеет к предмету вашего увлечения никакого отношения?

– Отнюдь, – рассеянно проговорила она. – Меня он интересует ничуть не меньше, чем вас. Я даже могла бы принять участие в его решении, если бы…

Она прикусила язык, встретив умоляющий взгляд матери. Умоляющий, и одновременно озабоченный: не повредилась ли доченька в уме? Мол, какое такое решение? Лучше бы сидела и просто слушала. Не дай бог, ещё о своем генеалогическом древе заговорит. По Петербургу весть разнесётся, что княжна Астахова, кроме всего прочего, ещё и занимается делом, которое к лицу разве почтенному архивариусу, а не молодой красивой девице.

Хорошо, что гость воспринял её оговорку лишь как шутку. Уточнил:

– Если бы вы увлекались не историей, а алхимией?

Соня вздрогнула: граф не мог знать о её находке, но походя ткнул пальцем в самую точку её тайны. Всё же, она с подозрением посмотрела на него – вид у подполковника был самый безмятежный, и княжна успокоилась.

– Софья Николаевна, к счастью, хоть алхимией не увлекается. Одно дело, если её будут считать просто книжным червем, и совсем другое – колдуньей, – пошутил коварный братец и сам же засмеялся. – По-моему, ты неплохо выглядела бы верхом на метле…

– Николай! – повысила голос княгиня, чего за нею замечали крайне редко. – Пора бы вспомнить, что ты не в полку, а дома, где с тобой за столом сидят две женщины. Хочу напомнить, самые близкие тебе женщины!

– Простите, маменька! – князь в раскаянии поднял кверху ладонь. – Ей-богу, больше не буду! В конце концов, Соня может добиться таких же успехов, как её кумир княгиня Дашкова, и тогда никто не станет шутить над её научными пристрастиями.

– Екатерина Романовна – женщина опытная, вопросами просвещения весьма увлеченная. Вряд ли для меня она освободит место президента обоих академий наук – Петербургской и Российской. А без того стоит ли мне с нею тягаться?

Разумовский ласково улыбнулся Соне, словно она сказала нечто очень умное, а не просто ответила на шпильку брата. Она уже перестала сердиться на Николая, поняв, что он вовсе не хочет представить её в невыгодном свете перед своим товарищем. Они, видимо, сошлись с графом довольно близко, так что брат забывает о том, что Леонид семье Астаховых посторонний.

– Кстати, – оживился тот, – мой дядя рассказывал, что лет двадцать тому назад княгиня Дашкова позволяла себе выходки, которые вовсе нельзя было назвать серьезными. Вы не слышали, что она устроила, когда, путешествуя по Европе, проезжала через Данциг?

– Не слышали, – заинтересовалась Мария Владиславна: она не была сплетницей, но узнать что-то о поступках княгини, в последнее время так пекущейся о своей репутации, было забавно.

– Екатерина Романовна остановилась в гостинице "Россия", где обычно останавливались русские, а также многие знатные путешественники. В холле она увидела две картины, живописавшие сражения, якобы проигранные русскими солдатами. Наши воины стояли на коленях и выпрашивали пощаду у победителей-пруссаков. Не имея возможности эти картины выкупить, она приобрела в магазине синюю, зеленую, красную и белую краски и за ночь с помощью работников русской миссии перекрасила на картинах мундиры с русских на прусские. Представьте, как наутро изумился хозяин гостиницы, увидев, что за ночь пруссаки проиграли обе битвы!

Женщины засмеялись, а Николай поощрительно улыбнулся.

– Княгиня – патриотка. Это всем известно. И женщина действительно достойная.

– А Соня давеча чуть было в том не усомнилась, – заметила Мария Владиславна. – Воронцов к нам некоего Кулагина приводил – механика, вроде, его сама императрица привечает. Говорил, якобы, княгиня его со свету сживает.