Вновь, или Спальня моей госпожи - [22]

Ну, а если у него дела пойдут на лад, тогда и у нее все изменится к лучшему.

Когда Дженни в первый раз попала на церемонию вручения «Эмми», она была ошеломлена, как деревенский ребенок, впервые приехавший в большой город. Много лет подряд она смотрела по телевизору на широкую красную ковровую дорожку, расстилающуюся до самых дверей отеля, желтую цепь полицейских, сдерживающую толпу фанатов, которые выкрикивают имена любимых актеров, щелкают затворами фотокамер и размахивают блокнотами для автографов. И вот теперь она — одна из тех, кто выходит из лимузинов. Чувство реальности было притуплено, будто все происходило не с ней. Словно это была еще одна ее чудесная фантазия…

Такими были ее ощущения прежде. В этот раз она не испытывала и тени удовлетворения. Ей хотелось домой, в постель.

Брайан вышел из лимузина и поднял руку, приветствуя толпу. Рев людской массы чуть ослаб — он был звездой далеко не первой величины. Вот если бы он тогда согласился на роль брата-виконта… К тому времени как Дженни, поблагодарив шофера, вышла из машины, Брайан уже был около линии оцепления и раздавал автографы. Подъехал еще один лимузин, высаживались вновь прибывшие. Дженни пришлось посторониться.

— Простите! Простите! — зазвенел совсем молодой голос со стороны оцепления. — А вы тоже знаменитость?

Дженни покачала головой.

Брайан не мешкал. Здесь все было очень тонко — актер должен казаться снисходительным и любезным, но Боже упаси показать, что он заинтересован во внимании толпы. Он коснулся руки Дженни, благо там косметики не было, и они вошли в отель. Первые пять этажей занимали магазины и офисы. У подножья эскалаторов охрана проверяла билеты. Скользя вверх по эскалатору, Дженни не отрывала глаз от входа. Поток людей не слабел. Платья женщин поражали роскошью, сверкали украшения и блестки, шуршали нижние юбки…

В огромном полукруглом фойе перед залом церемоний были установлены переносные стойки бара. Люди выпивали, приветствовали друг друга, обменивались новостями. Фойе было переполнено. Из-за несмолкающего гула приходилось либо очень громко говорить, либо чересчур близко наклоняться к собеседнику.

Здесь Дженни не должна была играть роль знаменитости. Она просто была знаменитой, и все об этом знали. В ее руках была власть. А в ее власти было сделать из актера звезду. Каждый, с кем она когда-либо сталкивалась по работе, горел желанием поболтать с ней. И она очень быстро потеряла Брайана в толпе.

Дженни не смущалась, ей нравилось быть в гуще событий, но такой способ общения она не жаловала. Это был какой-то всеобщий прилюдный подхалимаж. Дженни считала, что если кто-то хочет получить роль, то пусть лучше подойдет и напрямую скажет об этом или же свяжется с ней через агента. Но рассыпаться в комплиментах по поводу ее внешности незачем. Это не имеет ничего общего с подбором актеров. К тому же у нее заболели ноги.

«У меня только что был выкидыш. Зачем я здесь? Все должны интересоваться моим здоровьем, ласково гладить мне руки, класть холодные компрессы на лоб. За мной должны ухаживать…»

И делать это должен Брайан. Именно он. Как обещал доктору.

Двери зала церемоний распахнулись. С полузабытым чувством, будто она удирает со школьных уроков, Дженни скользнула внутрь. В роскошном сводчатом, белом с золотом зале было прохладно и тихо. Столы застланы белоснежными льняными скатертями и украшены высокими цветочными композициями. Он разыскала столы, на которых красовались таблички «Спальня моей госпожи». Они были еще пусты. Дженни села на первое попавшееся место. И тотчас же, под прикрытием длинной свисающей скатерти, скинула туфли. Потом сунула палец за воротничок. Интересно, остались ли на шее красные отметины и будет ли их видно на телеэкране? Ведь если произнесут имя в номинации «лучшая сценарная работа», то все камеры тотчас же устремятся на нее. Вся Америка увидит ее реакцию! Интересно, когда у нее будет более дурацкий вид — в случае победы или поражения? Актеры, услышав свои имена, обычно очень здорово изображали перед камерами восторг. Она же совершенно этого не умела…

— Дженни!

Кто это? Она подняла голову. И тут же проклятые кристаллы вонзились ей в шею сзади.

Алек Камерон… Вот так неожиданность! Его имени не было в списках соискателей. И у него не было права на бесплатный проход.

— Я видел, как ты входила, — голос звучал тихо, почти ласково. — Как ты себя чувствуешь?

Его вопрос — вовсе не пустая формальность. Он знал о том, что с ней произошло. Он беспокоился и, конечно же, будет внимательным и заботливым. Дженни очень хотелось ласки и заботы. Но ни за что на свете она не примет их от Алека. Это так непривычно. Ей стало неловко.

— Все о'кей. Только ноги болят, и это дурацкое платье… Но во всех других отношениях я в полном порядке.

Он засмеялся.

— Ну, ноги болят — это понятно, а с платьем-то что?

— В нем я — не совсем я, правда? — она слегка приподняла двумя пальцами темно-зеленый креп.

— Не согласен, — не замедлил возразить Алек. — Я видел, как ты входила. Ты прекрасно выглядишь и сама себе нравишься.

Не часто, мягко говоря, ей приходилось слышать эти два выражения одновременно: «прекрасно выглядишь» и «сама себе нравишься».