Внезапная страсть - [7]

Прошла неделя, и если Крессида и не забыла загадочного незнакомца, то по крайней мере перестала о нем думать постоянно, поскольку ей необходимо было сосредоточиться на выпускном спектакле, где она играла Клеопатру.

Репетиция оказалась тяжелой, и Крессида обрадовалась, когда она наконец закончилась. Девушка сидела в захламленной уборной, снимая грим и размышляя, идти ли сегодня на вечеринку к преподавателю техники речи. Ей почему-то не хотелось. Расчесывая свои густые темно-рыжие волосы, она думала, что увидит те же надоевшие лица, услышит те же старые шутки. Никто и не заметит, есть она или нет.

Освежающая ванна, стакан чего-нибудь холодненького в закрытом дворике, окруженном деревцами, да к тому же квартира в ее полном распоряжении на весь вечер — разве не заманчивая перспектива?

Был тихий теплый вечер, закатное солнце окрашивало облака в розовый цвет, когда она шла по направлению к дому. Ей повезло, что они встретились с Джуди в самом начале семестра и так сдружились, что та предложила жить у нее. Родители Джуди были богаты. «Жутко богатые», как она сама говорила. Им нравилось баловать единственную дочь — отсюда и просторная квартира в престижном районе Лондона. Иначе бы Крессиде пришлось бы снимать какую-нибудь крохотную мрачную квартирку Бог знает где, да еще вместе со своей пожилой тетушкой, единственной родственницей в Англии.

Правда, ее беспокоило, что Джуди наотрез отказалась брать с нее деньги за жилье.

— Мои родители уже все заплатили, — говорила она.

Так что Крессида платила тем, что покупала для дома новые вещи — каждый месяц в квартире появлялись либо новая ваза, либо красивые тарелки, либо яркие диванные подушки.

Крессида приняла ванну и завернулась в прозрачный пеньюар в мягких зеленоватых тонах. Высушенные волосы напоминали темно-огненное облако. Она плеснула себе немного слабенького джина, добавила лимонного сока и каплю мятного сиропа, и тут раздался звонок в дверь.

Она подумала, что это Джуди вернулась пораньше, заскучав на вечеринке, но, открыв дверь, увидела перед собой незнакомца из парка, который стоял в дверях с совершенно бесстрастным выражением на оливково-смуглом лице.

Она открыла рот, чтобы произнести одну из тех фраз, которые полагается произносить в подобных случаях, типа «Что вы здесь делаете?» или «Откуда вы узнали, где я живу?» Но не сказала ничего и смотрела на него с таким же напряженным интересом, который светился в его глазах.

Она уловила легкую насмешку в его изучающем взгляде, одна бровь взметнулась вверх, губы тронула легкая улыбка:

— Ты же знала, что я приду. Крессида взглянула в эти темные бархатные глаза и забыла обо всем.

— Да, — сказала она чуть слышно и поняла, что говорит правду. — Я знала.

И не говоря больше ни слова, он обнял ее и начал целовать.

Крессида застонала и, повернув голову, уставилась в стену. Она была такой молодой, такой наивной! Если кто-то и сомневается в истинности фразы «она была как воск в его руках», ему стоило бы посмотреть на ее отношения со Стефано.

Она села в кровати и, проведя рукой по волосам, заметила, что они слиплись от густого лака. Взгляд упал на небольшие часики, стоящие на шатком столике. Шел восьмой час. Дэвид обещал прийти к восьми, а она даже толком не разгримировалась. Если она не снимет толстый слой театрального грима, то потом придется расплачиваться собственной кожей. У нее началась головная боль. Меньше всего на свете ей хотелось идти куда-нибудь ужинать, заставлять себя поддерживать разговор, даже с таким славным человеком, как Дэвид, — только не сейчас, когда все кружилось в ее голове, как обезумевшая карусель.

Дрожащей рукой она набрала номер, и к ее радости Дэвид сразу же ответил. По крайней мере он еще не успел выйти из дома.

— Привет, Дэвид, это я — Крессида!

— Приветствую свою любимую актрису! — послышался радостный ответ. — Наш уговор в силе?

— Я хотела спросить, — произнесла она виновато, — может быть, мы перенесем встречу?

В его приятном голосе послышались беспокойные нотки:

— Ты не заболела?

Она очень хорошо к нему относилась и не хотела придумывать неубедительную отговорку, однако правду тоже сказать не могла.

— Нет, я не больна. Просто очень тяжелый день. Трудная репетиция…

Дэвид встревожился еще больше:

— С пьесой все в порядке, я надеюсь? Она поспешила успокоить его.

— Пьеса прекрасная, ты же сам знаешь. Разве тебе не говорили, что ты самый лучший драматург после…

— Я знаю. После Шекспира. Правда, не такой плодовитый и не столь прославленный. — Он вздохнул. — Я всю неделю с таким нетерпением ждал свидания со своей любимой актрисой, а теперь она меня отвергает из-за того, что у нее, видите ли, был трудный день. У меня тоже был трудный день.

— Ну Дэвид, не заставляй меня мучиться от угрызений совести. Дело не в том, что я не хочу тебя видеть, просто нет сил куда-то идти.

— Тогда мы никуда и не пойдем! — радостно воскликнул он. — И если Крессида не идет в ресторан, то ресторан придет к Крессиде. Я привезу что-нибудь. Какую кухню ты предпочитаешь? Индийскую? Китайскую? Итальянскую?

— Нет, спасибо. Я не хочу тебя утруждать.

— Никаких проблем, — настаивал он. Она поняла, что проигрывает.