Внемлющие небесам - [22]

– За минувшие десятилетия суммарная квота, должно быть, возросла до астрономической суммы, – заметил Томас, пытаясь стряхнуть впечатления гостеприимного вечера и очарование ночи.

– Да, она растет, – согласился Макдональд. – Каждый год нам приходится бороться за существование. Правда, есть и кое-какая прибыль. Программу следует приравнять к интеллектуальному тесту, где самые многообещающие замыслы крепнут в состязаниях с величайшей, вечной и неразрешимой загадкой. Мы получаем молодых инженеров и ученых, обучаем их и они возвращаются обратно, в большой мир – решать проблемы, имеющие сугубо земные цели. У Программы на удивление много воспитанников, и среди них – настоящие светила науки.

– Таким способом вы пытаетесь оправдать существование Программы как особой формы аспирантуры?

– О нет! Наши предшественники называли это бытовыми отходами, а еще – побочными продуктами. Для нас важнейшей и конечной целью является установление контакта, связи с существами с других планет. Я просто подсовываю вам аргументы в наше оправдание, коль скоро вы не в силах принять нас такими, какие мы есть.

– С какой это стати я стану вас оправдывать?

– Об этом вы уж сами себя спросите.

Они вошли в здание, изменившееся столь же разительно. Коридоры, полные деловой суеты, кипели энергией и осмысленным движением. Пульта управления будто коснулся указующий перст Господен, и вместо запустения смерти воспряла жизнь: зажигались и гасли огоньки, экраны осциллографов ожили зелеными подвижными линиями, негромко щелкали реле на пультах, компьютеры переговаривались меж собой, а в кабелях и проводах, казалось, слышался электрический шепот.

За пультом управления сидел Адамс в наушниках. Взгляд его не отрывался от указателей и осциллографов, расположенных напротив. Когда они вошли, он мельком взглянул в их сторону и помахал рукой. Макдональд вопросительно поднял брови. Адамс в ответ только пожал плечами, стянул наушники на шею.

– Как обычно – ничего.

– Прошу. – Макдональд снял наушники и вручил их Томасу. – Послушайте-ка.

Томас прижал наушники к уху.

***

Вначале слышен шум – дошедший будто издалека ропот множества голосов или плеск ручейка в скальном ложе, струящегося сквозь расщелины, и ниспадающего водопадами. Затем звуки нарастают, и вот уже слышны, страстные голоса, говорящие все разом, и невозможно поэтому разобрать ни единого в отдельности, а лишь все, слитые воедино. Слушатель силится расслышать, но все его старания только разжигают в этих голосах еще большую жажду бить услышанными, и они звучат все громче и невнятней. Слушателю лишь остается вслед за Данте повторять:

"Мы были возле пропасти, у края,

И страшный срыв гудел у наших ног,

Бесчисленные крики извергая…"

[Данте, «Божественная комедия», Ад, Песнь IV]

Меж тем, от горячих просьб голоса переходят к гневным окрикам; страстные мольбы превращаются в негодующие, гневные вскрики – будто страждущие души, умоляют вызволить из пожирающего их огня. Они наскакивают на слушающего, словно намереваясь разорвать его в наказание за вторжение в обитель падших ангелов, исполненных высокомерия и грешной спеси.

"Я видел на воротах много сот,

Дождем ниспавших с неба, стражу входа,

Твердивших: "Кто он, что сюда идет,

Немертвый в царство мертвого народа?"

[Данте, «Божественная комедия», Ад, Песнь VIII]

А слушающему чудится уже, будто он – один из этого громогласного хора – страждущий, как все они, в аду, и способный лишь вопить в муках и отчаянии, и молить выслушать; однако никто не слышит, всем безразлично происходящее, и никому и никогда не дано понять его.

"Я отовсюду слышал громкий стон,

Но никого окрест не появлялось;

И я остановился, изумлен".

[Данте, «Божественная комедия», Ад, Песнь XIII]

И уже чудится слушающему, что он среди гигантов – тех, кого Дий, «в небе грохоча, страшит поныне» [Данте, «Божественная комедия», Ад, Песнь XXXI, Дий-Зевс]. Все они надсаживают свои мощные голоса, дабы достичь слуха внемлющего, но не разумеющего их. «Яростно раздалось Из диких уст, которым искони Нежнее петь псалмы не полагалось!..» [Данте, «Божественная комедия», Ад, Песнь XXXI, Дий-Зевс]. И в этот миг слушающий ощущает, как сознание покидает его".

***

Голоса умолкли: Макдональд снял с Томаса наушники, и тот смутно припомнил, как надевал их, потрясенный удивительной гипнотической силой этих звуков, – голосов, жаждущих понимания, сливающихся в общем какофоническом хоре, где каждый ведет свою отдельную песнь…

Он пережил мгновение открытия, поняв, что, подобно голосам, он заблудился, потерялся и обречен на вечное присутствие в своей тесной оболочке, одинокий в своих муках и страданиях, будто уже пребывает в самом аду.

– Что это было? – неуверенно спросил он.

– Глас бесконечности, – пояснил Макдональд. – Радиосигналы, переведенные в акустические частоты. В реальном приеме – вещь бесполезная. Если мы и впрямь нечто поймаем, это тотчас зафиксируют записи, вспыхнут индикаторы, и компьютер подымет тревогу. Звуковая связь здесь ни к чему. Однако слышать нечто во время прослушивания – значит создавать источник вдохновения. А оно нам просто необходимо.

– Скорее, я бы назвал это гипнозом, – возразил Томас. – Внушением, помогающим убедить неверующих, будто там и впрямь кто-то есть. А вдруг, однажды, и удастся четко расслышать нечто, ныне лишь воображаемое. Мол, там и вправду есть некто или нечто, пытающееся объясниться с нами. Все это – не более чем простая уловка, дабы провести самих себя. Это похоже на попытку вогнать в бутылку целый, мир.