Внедрение - [70]

Расхохотались они не на шутку, смех раскатился по пустоши, отгоняя последних гремлинов наводнения. Из всего мужского народонаселения один только наследник Брухо отказался смеяться, сохранив суровое, натянутое выражение лица, — и вскоре увильнул куда-то в сторону, поджав хвост. Кайяпи гомерически расхохотался ему вослед, окончательно убрав соперника со сцены.

После чего Брухо с Кайяпи торжественно направились в хижину, где лежал ребенок.

Кайяпи выгнал Честера и Цвинглера за дверь категоричными жестами, взял старика под руку и проводил внутрь. Соул приблизился к Пьеру.

— Что они собираются делать с ребенком? Не знаешь?

Пьер только пожал плечами, столь же неприступный, как и Кайяпи.

Они оставались внутри долгое время — пока не появились звезды и свет луны не упал на вырубку. Честер и Цвинглер стояли бок о бок с индейцами, взволнованно прислушиваясь. Честер все крутил свое стреляющее дротиками пневматическое ружье, а Цвинглер, не изменяя привычке последних дней, поглядывал на циферблат. За исключением жертвенных огней на платформах, это было точное повторение того, что случилось три дня назад во время потопа и рождения ребенка. Спустя некоторое время из-за дверей донесся громкий стон, которому вторила собравшаяся в отдалении толпа женщин племени: за время последних событий им доставалась роль исключительно безмолвных наблюдателей. Это был подражательный стон — стон роженицы, на который мужчины племени отвечали коротким лающим смехом.

— Этот спиногрыз давно бы сдох от голода, если б не я, — проворчал Честер. — Надо же, какое стечение обстоятельств — как вы выразились, мистер Цвинглер.

— Они очень хорошо знают, что делают, — высокомерно отбрил его Пьер с оттенком некоторого религиозного ханжества, как показалось Соулу.

После этого обмена стонами и смехом под лучами луны Брухо вновь появился на пороге хижины, чтобы обратиться к своему народу.

Пьер снисходительно перевел:

— Перемены идут на убыль. Позвольте мне рассказать вам новую историю о том, как змей вышел из камня и свернулся снаружи, с другой стороны камня, в котором сидел. Брухо объясняет отсутствие глаз у ребенка тем, что они просто ему не нужны. Глаза — это отверстия, через которые смотрит мозг. Мозг же этого ребенка уже снаружи — выглядывает из головы, и видит, и узнает нас, не имея глаз, потому что смотрит самостоятельно…

— Я просто в восторге от находчивости этого парня.

— Да ведь это же рождение мифического мышления! Оно может вызвать самые широкие и непредсказуемые изменения в этом народе, замешанном на инцесте.

— Чертовски хитер в использовании обстоятельств, сказал бы я. Три дня у него ушло на придумывание алиби.

— Если бы мы с таким же успехом могли объяснять собственные культурные потрясения, — вздохнул Соул.

— Совершенно верно! — выпалил Пьер, одарив его первым приязненным взором за последние часы.

Затем Кайяпи вынес изувеченное дитя на свет луны — оно кричало настойчиво и пронзительно, точно котенок.

— О господи, осторожнее, — прошептал Честер, напрасно сжимая в руках ружье.

Кайяпи воздел ребенка на поднятых руках — к звездам и луне — и грациозной походкой направился меж мужами племени шемахоя.

Брухо, запинаясь, продолжал свою речь возле двери:

— Большой-большой голова пришел со стороны. Сны теперь должны оставить народ шемахоя? — спрашивает он. Нет, потому что Кайяпи — мой сын, который пришел Извне, который знает Внешний Мир, и он должен положить сны обратно в камень шемахоя. Как? Следите за ним. Вода отошла от ше-во-и — это дерево, на котором растет мака-и. Мать мака-и ушла лечь в руки ше-во-и.

Брухо проковылял к толпе, которая тут же расступилась и пала пред ним и Кайяпи, и Кайяпи понес сквозь нее ребенка в джунгли, воздымая высоко над головой.

Они подошли к дереву, на котором Честер разместил тело роженицы, — оно так и находилось в развилке ствола, никем не прибранное.

— Эй, это что, и есть то самое дерево?!

— Откуда я знаю, черт подери! — огрызнулся Пьер. — Я же говорил, что ни разу не видел его.

— Неслыханное совпадение, — усмехнулся Честер, растягивая свои негритянские губы. — Может, он просто знал заранее… кто-нибудь прибежал к нему и рассказал, где я оставил труп. Ну каждая капля воды на мельницу этого прохиндея!

— Может, Брухо предсказал это, — хмыкнул Цвинглер.

— Заткнитесь! Он говорит, что она погребена в небесах — видимо, имеет в виду воздух, а не землю — так что у мака-и есть вместилище для возвращения в землю, и новые сны придут к шемахоя…

— Он собирается отделаться от ребенка, я же говорил вам — я это за милю учуял!

— Проклятье, Честер, мы бессильны — смотри! — будь наблюдателем.

— По крайней мере, пока не услышишь шума вертолета, — хмуро усмехнулся Пьер.

— По крайней мере, хотя бы до этого.

Кайяпи опустился на колени перед корнями дерева, положил тельце на еще влажную землю и стал рыться в грязи, точно собака, которая собирается спрятать кость.

Он копал яму.

Пригоршню желтой глины он запихнул себе в рот, прожевал и проглотил.

— Брухо говорит, что он возвращается к народу шемахоя — к внутренней жизни в племени — внося с собой то, что оставалось извне, сны спасения.