Внедрение - [13]
– Завнедрялись у нас опера в странные компании! Где самая темная бойня – там и мы в лифтах! Я этого Штукина помню – не первый уже звоночек, далеко не первый! Молодой, да ранний! И главное, адвоката уже имеет, и не положнякового, а с частной практикой! Учись, Петр Андреевич! Ты б вот так, в его-то годы, начальству ответил: «Для начала я должен проконсультироваться со своим адвокатом!»?
Крылов попробовал было защитить опера:
– И все? Крест на человеке?! По-другому мы, видимо, не можем! А ты его помнишь как тупорылого коррупционера?
Ильюхин жестко усмехнулся:
– Отчего же тупорылого? Я его хорошо помню. Смышленым опером был. И далеко не лентяй.
– Твою мать! – взорвался Крылов. – Так почему же тогда «был»? Блядь, вот сразу «был»! Ведь даже Мюллер Штирлица понял, а ты вспомни, где пальчики этого штандартенфюрера обнаружены были!
– А я помню! – легко отбил довод Виталий Петрович. – Люблю этот фильм и помню, как Штирлиц папашу Мюллера ловко облапошил. Но у нас-то – не кино! У нас уже круче, чем в кино!
Крылов вскочил и забегал по кабинету, словно по камере, взад-вперед:
– Да я его к себе возьму, этого опера!
Разговор шел так, как его и моделировал Ильюхин. Крылов заводился и хавал все за чистое, не замечая, как постепенно успокаивается его собеседник, изначально кипевший, как чайник:
– Извини, но ты не в ЗАО «Уголовный розыск» работаешь! Знаешь, ты иногда…
– Да такой скукой от вашей казенщины тянет! – перебил Ильюхина Петр Андреевич. – Жил-был опер. Как выясняется – не самый худший, а в будущем, может быть, и лучший! И вот он, в силу отношений со знакомым – пусть и не кристальной чистоты, но ведь и не самым близким, – попадает в лифт. Ой! Ай! Как посмел! В лифте с ранее судимыми?! А их там почти всех и положили. Ой! Ай! А он еще и не погиб?! Нет?! Мерзавец!!! А он и преступников, вооруженных автоматами, не поймал голыми руками через дверь? Нет?! Да что же это деется такое?! Гнать!! Гнать негодяя, чистить ряды! Оборотень. Да?!
Еще чуть-чуть и у Крылова изо рта пошла бы пена. Ильюхин же, наоборот, выглядел очень спокойным. Он закурил и очень тихо ответил:
– Есть, как ты понимаешь, нюансы. Петр, что мы вокруг да около ходим… Денис, с которым ты беседовал, он чей человек?
– А у Юнгерова что, все с песьими головами? – немедленно вызверился Крылов.
Виталий Петрович пожал плечами:
– С песьими, не с песьими… Впрочем, на мой вопрос ты сам ответил.
Петр Андреевич даже задохнулся:
– А ты меня что на словах подлавливаешь?! А если б я вот так с Юнгеровым в лифте – ты бы что, погоны с моих плеч стал рвать?!
Ильюхин встал и вплотную подошел к собеседнику, положил ему руки на плечи, словно и впрямь собрался погоны сорвать. Тон его, однако, был примирительным:
– Обожди, обожди, Петр… Так у нас до рук дойдет. Ты не путай. Ты – это ты, ты человек заслуженный. Родина тебя не за так полковничьим чином пожаловала. Я, может, не во всем с тобой согласен, но… В конце концов, то, что можешь себе позволить иногда ты, абсолютно непозволительно сопляку-оперу.
Виталий Петрович знал, на какую кнопку нажать. Лагерное сознание Крылова очень легко реагировало на тонкую лесть. И это же сознание стояло на абсолютно незыблемой догме – что положено засиженному вору, не прощается фраеру, пусть даже честному и битому.
Крылов легко залетел в словесную ловушку и даже не заметил этого. И еще Петру Андреевичу была очень приятна косвенная похвала в его адрес, прозвучавшая из уст Ильюхина.
Штукина Крылов не знал, поэтому и не готов был из-за него идти на принципиальный затяжной конфликт с Виталием Петровичем, тем более, что тот и сам демонстрировал уважение и понимание к некоторым… м-м… все же не совсем однозначным моментам в жизни самого Петра Андреевича.
Ильюхин, которому не очень приятно было кривить душой и играть весь этот спектакль, отвернулся к окну и дожал собеседника:
– Между прочим, Петр, Осю-покойника я еще с конца восьмидесятых знаю. Мой товарищ его сажал. А я его пару раз отмазывал, но не за деньги, а так… Веселым он был человеком и без подлянок в душе. Я и относился к нему тепло и по-человечески. Двух других бедолаг я не знаю, а потому мне наплевать – судимы они или капиталисты. Горе – оно горе и есть. И я не понимаю, почему я должен тебе все это говорить, чтобы не выглядеть кадровым подонком. Почему ты все искажаешь своим криком? Ты – не трибун. И я – не с завода Михельсона. Если у нас не может быть спокойного разговора – что ж, давай разойдемся и не будем пить кровь друг у друга.
Крылов почувствовал себя неудобно – не то чтобы виноватым, но все же… Он покрутил головой, взялся сооружать чай со своими любимыми сушками, посопел и начал мириться:
– Ну, ладно, чего уж… Ну, не так я твою интонацию понял… И насчет молодежи – есть сермяга в твоих словах. Борзые стали не по чинам…
Ильюхин, не оборачиваясь, перебирал какие-то бумаги, сваленные на подоконник. Автоматически он взял чью-то «объясниловку» и также автоматически стал бегло ее просматривать. Неожиданно Виталий Петрович захохотал в голос.
– Обалдеть! – воскликнул он и зачитал вслух: – «…Докладываю, что вчера, 3 мая 2000 года в 17.30 (МСК), я незаконно проник»… Это что ж такое?
Цикл «Бандитский Петербург» Андрея Константинова охватывает период с 1991 по 1996, самый расцвет периода первоначального накопления капитала. Роман «Журналист» повествует о судьбе Андрея Обнорского, переводчика, прослужившего с перерывами в Южном Йемене и Ливии с 1985 по 1991 годы. Возвратясь на Родину, Обнорский стал работать в молодежной газете Санкт-Петербурга, вести криминальную хронику. Именно ему передал досье на Антибиотика погибший Сергей Челищев. Образ Обнорского — автобиографичен.
Цикл «Бандитский Петербург» Андрея Константинова охватывает период с 1991 по 1996, самый расцвет периода первоначального накопления капитала. «Адвокат» — первая книга этого цикла. Все персонажи — вымышлены, но атмосфера и настроение тех лет переданы достаточно точно. Описаны реальные комбинации и способы «делания» денег в тот период.
Цикл «Бандитский Петербург» Андрея Константинова охватывает период с 1991 по 1996, самый расцвет периода первоначального накопления капитала. «Адвокат-2» продолжает рассказ о судьбах Сергея Челищева и Олега Званцева с того самого момента, на котором закончился роман «Адвокат».
«Бандитский Петербург-98» – это цикл очерков, посвященных природе российского бандитизма в его становлении и развитии, написанных живо и увлекательно, включающих как экскурсы в историю, так и интервью с современными «криминальными персонажами». А. Константинов демонстрирует глубокое знание материала, но движет им не просто холодный интерес исследователя. Автор озабочен создавшейся в нашем обществе ненормальной ситуацией и пытается вместе с читателем найти способы выхода из нее.В отличие от обычной преступности, противодействующей государственным институтам общества, организованная преступность, наступая на общество, использует эти институты в своих целях.Аулов Н.
Цикл «Бандитский Петербург» Андрея Константинова охватывает период с 1991 по 1996, самый расцвет периода первоначального накопления капитала. Роман «Журналист-2» продолжает рассказ о судьбе Андрея Обнорского. Обнорский, журналист криминального отдела Санкт-Петербургской молодежной газеты, впутывается в историю с кражей картины «Эгина» из одной частной коллекции. Исследуя обстоятельства дела, Обнорский сталкивается с вором в законе Антибиотиком, о котором до сих пор был только наслышан.
Мог ли в самом страшном сне представить себе журналист Андрей Обнорский-Серегин, что на пути всемогущего криминального авторитета, Антибиотика, встанет загадочная и очаровательная израильтянка Рахиль Даллет, обладательница странного медальона, с каждой изполовинок которой на него будут глядеть из прошлого знакомые лица. Что для него самого женщина эта станет больше, чем жизнь, а ее прошлая страшная жизнь войдет в его мозг как нож, и, как призыв к… войне.
«Париж, набережная Орфевр, 36» — адрес парижской криминальной полиции благодаря романам Жоржа Сименона знаком русскому читателю ничуть не хуже, чем «Петровка, 38».В захватывающем детективе Ф. Молэ «Седьмая жертва» набережная Орфевр вновь на повестке дня. Во-первых, роман получил престижную премию Quai des Оrfèvres, которую присуждает жюри, составленное из экспертов по уголовным делам, а вручает лично префект Парижской полиции, а во-вторых, деятельность подразделений этой самой полиции описана в романе на редкость компетентно.38-летнему комиссару полиции Нико Сирски брошен вызов.
Действительно ли неподвластны мы диктату времени настолько, насколько уверены в этом? Ни в роли участника событий, ни потом, когда делал книгу, не задумывался об этом. Вопрос возник позже – из отдаления, когда сам пересматривал книгу в роли читателя, а не автора. Мотивы – родители поступков, генераторы событий, рождаются в душе отдельной, в душе каждого из нас. Рождаются за тем, чтобы пресечься в жизни, объединяя, или разделяя, даже уничтожая втянутых в события людей.И время здесь играет роль. Время – уравнитель и катализатор, способный выжимать из человека все достоинства и все его пороки, дремавшие в иных условиях внутри, и никогда бы не увидевшие мир.Поэтому безвременье пугает нас…В этом выпуске две вещи из книги «Что такое ППС?»: повесть и небольшой, сопутствующий рассказ приключенческого жанра.ББК 84.4 УКР-РОСASBN 978-966-96890-2-3 © Добрынин В.
На севере Италии, в заросшем сорняками поле, находят изуродованный труп. Расследование, как водится, поручают комиссару венецианской полиции Гвидо Брунетти. Обнаруженное рядом с трупом кольцо позволяет опознать убитого — это недавно похищенный отпрыск древнего аристократического рода. Чтобы разобраться в том, что послужило причиной смерти молодого наследника огромного состояния, Брунетти должен разузнать все о его семье и занятиях. Открывающаяся картина повергает бывалого комиссара в шок.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В маленьком канадском городке Алгонкин-Бей — воплощении провинциальной тишины и спокойствия — учащаются самоубийства. Несчастье не обходит стороной и семью детектива Джона Кардинала: его обожаемая супруга Кэтрин бросается вниз с крыши высотного дома, оставив мужу прощальную записку. Казалось бы, давнее психическое заболевание жены должно было бы подготовить Кардинала к подобному исходу. Но Кардинал не верит, что его нежная и любящая Кэтрин, столько лет мужественно сражавшаяся с болезнью, способна была причинить ему и их дочери Келли такую нестерпимую боль…Перевод с английского Алексея Капанадзе.
Майор Пол Шерман – герой романа, являясь служащим Интерпола, отправляется в погоню за особо опасным преступником.
Сотруднику уголовного розыска Валерию Штукину предлагают внедриться в структуру бывшего криминального авторитета Юнгерова, который, в свою очередь, решает направить для службы в милицию Егора Якушева, парня, которого воспитал, как сына. С этого момента судьбы двух молодых людей начинают стягиваться в тугой узел, развязать который практически невозможно…
Волею судьбы сотрудники уголовного розыска Валерий Штукин и Егор Якушев становятся не просто чужими друг другу – они становятся врагами. И это несмотря на то, что у них есть много общих знакомых и друзей, да и их взгляды на жизнь не так сильно расходятся. Но так уж вышло: одного руководство уголовного розыска внедряет в структуру бывшего криминального авторитета Юнгерова, а другого, наоборот, мафия направляет служить в милицию. А еще непреодолимым препятствием между двумя офицерами становится смерть сотрудницы прокуратуры, с которой каждого из них связывали не только служебные отношения… Развязка такой конфликтной ситуации не может не быть трагичной…
Сотрудника уголовного розыска Валерия Штукина внедряют в структуру бывшего криминального авторитета, а ныне крупного бизнесмена Юнгерова. Тот, в свою очередь, направляет на работу в милицию Егора Якушева, парня, которого воспитал, как сына. С этого момента судьбы двух молодых людей начинают стягиваться в тугой узел, развязать который практически невозможно… Для Штукина юнгеровская система постепенно становится более своей, чем родная милицейская… Егор Якушев успешно служит в уголовном розыске. Однако между молодыми людьми вспыхивает конфликт…* * * «Со времени написания романа „Свой — Чужой“ минуло полтора десятка лет.