Вне морали - [10]

– Томми, – с горечью повторила Эмили.

– Ее отец. – В голосе Дэйтона послышался упрек. – Ей было всего восемь лет, для нее он был самым лучшим.

– Да, Томми все любили, – согласилась Эмили. – А я всегда для них была сучкой. И никто даже не подозревал, что он вытворял с нами.

– Я подозревал, – тихо заметил Дэйтон.

Эмили взяла его за руку.

– Да, я знаю. Спасибо вам за все, за то, что пришли сегодня. Если бы не вы, я просто не выдержала бы.

Грэм поднялся.

– Позвольте я провожу вас, – произнес он. Его голос звучал приторно-фальшиво. – Побуду вашим телохранителем, иначе эти головорезы не дадут вам уйти.

Рядом с высоким Грэмом Дэйтон казался карликом. Эмили наблюдала за ними, ловила их удаляющиеся шаги. Затем, когда Грэм открыл дверь, раздался шум, а потом наступила тишина.

Эмили осталась одна.

Впрочем она всегда была одна, даже когда рядом с ней находился Грэм.

Он говорил правильные слова, прекрасно к ней относился, дал ей полную свободу жить так, как ей хочется. И он не притворялся, даже не пытался скрывать, что между ними нет больше и намека на страсть. Эмили иногда казалось, что он просто не воспринимает ее как женщину. Она специально не позвонила ему из Сент-Луиса, желая разозлить его, надеясь, что он сам позвонит ей. Как ей хотелось, чтобы он позвонил, заскучал по ней. Тогда по крайней мере она знала бы, что он хоть что-то к ней чувствует.

Но он и не думал о ней. Он в ней не нуждался. Нет, однажды она ему понадобилась. Найти кроссовки.

А когда она вернулась домой, то обнаружила, что Рейчел исчезла. Сколько лет она ждала этого момента, представляла – вот она входит в комнату Рейчел, видит на столе прощальную записку, разворачивает ее и читает. Порой она мечтала, чтобы это случилось как можно быстрее, ведь с уходом Рейчел исчезла бы враждебность и жизнь потекла бы спокойнее. Эмили и в голову не приходило, что ей не останется ничего иного, кроме как думать об упущенных возможностях восстановить семью. Несмотря на ненависть, которую Рейчел питала к ней, Эмили горячо любила ее, но поклялась себе, что никогда не выкажет ее. Она не могла заставить себя разлюбить дочь, хотя и пыталась.

И вот теперь ее нет.

А если она не убежала? Вдруг ее, как и Керри, кто-то вырвал из жизни?

– Где ты, моя доченька? – прошептала Эмили.

Она опять услышала приглушенные голоса. Грэм, возвращаясь домой, открыл дверь. Эмили не хотелось видеть его. Надоело терпеть его безразличие к себе и к своему горю. Она встала, торопливо прошла через кухню к лестнице на второй этаж, остановилась, прислушиваясь. Шаги Грэма прошуршали по комнате. Как он удивится, не найдя ее там. Нет, она не надеялась, что он станет искать ее. Опять раздались тихие шаги Грэма, затем щелчок, тоненький писк включенного компьютера и слабое пощелкивание клавиатуры. Эмили поднялась на второй этаж.

Она решила, что сегодня не будет ни ложиться в спальне рядом с Грэмом, ни думать о нем. Эмили вошла в комнату Рейчел. В ней стоял неприятный приторный запах посторонних. Сегодня полицейские перерыли ее письменный стол и обыскали маленький шкаф. На самом деле сама комната была для Эмили чужой. Она входила сюда в те редкие случаи, когда Рейчел отсутствовала. Дочь не впускала ее. Это была крепость, в которой Рейчел укрывалась от Эмили.

Выглядела комната заброшенной. На выкрашенных бледно-желтых стенах не висели плакаты. В углу стояла белая корзина для мусора, в ней лежало грязное белье. Рядом, на полу, валялись замызганные джинсы и майки. На столе – разбросанные листки бумаги, испещренные каракулями Рейчел, несколько учебников, часть из них раскрытые. Убранной была только ее постель, единственное место, до которого Рейчел разрешала дотрагиваться прислуге.

Прислонившись спиной к стене, Эмили села на кровать, согнула ноги в коленях и обхватила их руками. Прямо перед собой она увидела фотографию, аккуратно поставленную на тумбочке – Рейчел на руках отца. Эмили потянулась, ткнула пальцами в фотографию, и она упала рамкой книзу. Не хватало только, чтобы Томми сейчас торчал у нее перед глазами.

Но оказалось, что от прошлого нелегко отделаться. Возле радиоприемника с говорящими часами на тоненьких ножках лежала игрушка – розовенький поросенок в больших пластмассовых солнечных очках. Сувенир с ярмарки в Миннесоте.

Девять лет миновало, а поросенок так и лежит возле кровати Рейчел.

«Все он», – выдохнула Эмили.

Томми подхватил Рейчел, и поднял ее над толпой. Раскрыв рот, девочка восхищенно глядела перед собой. Тысячи и тысячи людей стояли, прижавшись друг к другу, в центре ярмарки, запрудили соседние улицы. Повсюду Рейчел видела волнующуюся, шумную массу народа, красные лица, истекавшие по́том во влажном жарком воздухе позднего августовского вечера.

– Пап, как тут здорово! – воскликнула Рейчел.

– А что я тебе говорил? – произнес Томми. – Смотри, смотри! – Он подбросил девочку, повертел ее из стороны в сторону, поставил на землю.

– На карусели сейчас пойдем? – пропела Рейчел.

Эмили рассмеялась. Она предполагала, что после всего съеденного и выпитого Томми меньше всего хочет кататься на каруселях. Целый день они провели на ярмарке, Томми только и делал, что ел. Он с жадностью поглощал бутерброды с сыром и поп-корн, гамбургеры и чизбургеры, сосиски и сливочные булочки, печенье и чипсы, сладкий лук и жареные пельмени, орешки и пончики, запивая все это громадными пластиковыми стаканами ледяного пива. После такого обилия карусель вывернет его наизнанку. Но Томми никогда не говорил Рейчел «нет».