Влюбленный призрак - [21]

Они стащили купца с лошади, скрутили ему руки, отвели в сторону и бросили на землю. При слабом свете наступающего утра они обыскали его карманы, забрали все деньги и верхнее платье и вытащили из одного кармана длинную простую веревку. Бродяги громко расхохотались.

— Смотри-ка, купец позаботился и приготовил для себя веревку, — хохотали они, держась за бока. — Нуте-ка, отведем его подальше. Да беднягу Пипо нужно убрать с дороги.

Они подняли мертвого товарища, отнесли его в сторону и бросили в неглубокую расщелину. Один наклонился над расщелиной и сказал:

— Бедняга Пипо. Хороший был товарищ. Теперь ему с ящерицами да лягушками придется вести компанию.

Они отвели купца, полумертвого от страха, в чащу, лошадь его привязали к дереву. Потом приладили найденную у него веревку к толстому суку и повесили купца, несмотря на его отчаянные мольбы.

— Это тебе за Пипо! Виси, голубчик, на своей же веревке…

Они улыбались, а купец висел в одном белье, вытянувшийся, с посинелым лицом.

Бродяги уселись тут же, в стороне, и принялись за дележ. Они ругались и кричали и, когда стало совсем светло, поспешили оставить это место, захватив с собой лошадь.

Когда они уходили, один разбойник обернулся и, глядя между деревьев на висячий труп, сказал:

— Ребята, а знаете ли вы, что веревка повешенного приносит счастье? Не захватить ли нам ее для удачи?..

Они вернулись, вынули труп купца из петли и бросили его в лесу. Веревку они забрали с собой и скрылись, довольные своей удачей.

Через некоторое время бродяги были переловлены и повешены.

Действительное же счастье веревка принесла только одному — палачу Рису, который казнил несчастного Джемса.

Дмитрий Цензор КОШМАР

Илл. Н. Герардова

Околоточный надзиратель Кулишенко, проснувшись, почувствовал боль в затылке: что-то постороннее и холодное лежало под черепом. На улице серело и хмурилось ненастье, сумрак прятался по углам в тусклой комнате. Кулишенко умывался, и от холодной воды болела кожа лица и шеи. Он оделся, с тоской посмотрел в окно на мокрый двор и, вспоминая смутные обрывки какого-то нелепого и тревожного сна, пошел в управление участка.

Никогда еще не казалась ему такой ненужной и тяжелой вся его служба. Он с отвращением снова увидел скучные стены, столы в чернильных пятнах, с разложенными аккуратно бумагами, пол, стертый от грубых полицейских сапогов.

— Что это вы сегодня?.. Вид у вас нехороший… — сказал на рапорте пристав, просматривая протоколы и бегло взглядывая на бесцветное, с подстриженными усами, лицо Кулишенко.

— Нездоровится что-то, без причины, — ответил Кулишенко и потупился. — Ничего, пройдет… Вот, как прикажете поступить? Вчера привели… Удивительный субъект. Не называет себя и прикидывается чудаком.

Пристав прочел протокол и поджал губу.

— Допросите его хорошенько сначала, а потом мне доложите.

Кулишенко прошел в дежурную комнату и попросил чаю. Знобило, руки были тяжелы, как свинцовые. И пока он пил теплый чай, ненужные и буднично-тоскливые мысли лезли в голову, обнимали сердце неприветливым холодом.

— Кривень, приведи вчерашнего, — крикнул он в дверь городовому.

Он вспомнил об этом субъекте, и ему стало не по себе, как вчера, во время допроса. Стал смотреть в запотелое окно, беспредметно вздыхая.

В комнату, подталкиваемый огромной рукой городового Кривеня, вошел маленький невзрачный человек, запахиваясь в обветшалый пиджак. Большая, не по тщедушному туловищу, голова, огромный шишковатый лоб, редкие, всклокоченные волосы, сероватая бороденка, большие воспаленные глаза и детские, трогательно красивые губы на этом безобразном полубезумном лице. Войдя, он сделал смешной реверанс и сказал тонким голосом:

— С добрым утром, о, повелитель! В твоих руках, величественный, жизнь и смерть преследуемого раба.

— Извольте сказать, зачем вы были в спальной у господ Ментоловых и как вы туда пробрались? — спросил Кулишенко, сурово хмурясь и не глядя на вошедших. — А также извольте назвать имя, фамилию и звание… Напрасно вы скрываете — это не поможет вам.

— О, повелитель, меня зовут «Мышь», я уже сказал тебе, справедливейший. По норам и щелям жизни прячусь я, и все же попаду на зуб. Такова участь мыши…

Он запахнулся в пиджак и засмеялся тихим, болезненным смехом. Кулишенко неприятно передернуло.

— Вы притворяетесь сумасшедшим, однако я вижу, что вы не сумасшедший… Отвечайте, зачем вы были в спальной? Господин Ментолов не знает вас, вы, следовательно, тайно пробрались к нему в спальню с преступной целью. Вы хотели обокрасть его, убить, — у вас, может быть, к нему давняя вражда? Советую вам сознаться, вам же лучше будет.

— Дать ему хорошего, — медленно и мрачно проворчал городовой.

— Молчи, Кривень, — сказал Кулишенко резко. Он испытывал тревожную неловкость. Арестованный как будто посмеивался над ним, он не был похож на других, с которыми постоянно приходилось иметь дело. Кулишенко не мог прямо смотреть в его страдальчески-воспаленные глаза. Вот, необходимо допросить до конца этого странного человека и провести все по форме. Тоска. Шел бы ты, несчастный, своей дорогой, какое мне до тебя дело?

— Так как же? — спрашивал Кулишенко и рассеянно застучал карандашом о стол.