Влюбленный - [3]

Наступал теплый летний вечер, застрекотали кузнечики.

Вошла в новое село.

Во дворе молодая женщина мыла ведра. Я попросилась переночевать.

Большие сенцы в том доме. Справа была дверь в кухню, где стояло корыто с кислым молоком. В дверях, с кружками в руках, стояли две девочки, поджидали маму. Только сейчас я разглядела приветливую хозяйку. Она была рыжая, почти что красная, как медный чайник. Она почему‑то все время улыбалась, и это насторожило меня. Она налила девочкам парного молока и мне предложила.

— А можно кислого? — ПОПРОСИЛА я.

Рыжая зачерпнула из корыта полную кружку и протянула мне. Я выпила. Рыжая улыбнулась:

— Еще? Пейте, пейте, молока много.

— Хорошо, — сказала я, мучаясь страшной жаждой. И выпила вторую КРУЖКУ.

Женщина рассказала о себе. Муж на фронте. Писем нет. Может, и убит. Надоели немцы, но особенно полицаи. Их в селе много. Развелись как саранча.

Я облизнула пересохшие губы и невольно взглянула на корыто с кислым молоком. Не спрашивая, рыжая набрала третью кружку. Я ВЫПИЛА.

— Не беременная ли? На кисленькое тянет? Я знаю. Может, по- матросил кто да бросил, а? — Рыжая ощупала взглядом мой живот. — Да, такая наша женская доля, — вздохнула она.

Я тоже вздохнула:

— Как вам сказать… Жила с одним немцем, звали его Вилли. Уехал на фронт. Вот и жду. Обещал вернуться…

Ну да! Вернется, как же. Им верить нельзя. Убийцы! — в сердцах произнесла рыжая. Не соглашаясь с ней, я пожала плечами и замолчала. Я верила моему Вилли и буду верить всегда!

Хозяйка постелила мне в большой комнате, рядом со столом, на Котором стояла швейная машинка.

Не Помню, как уснула. И сколько Спала — не помню. проснулась среди Ночи от Ритмичного поскрипывания кровати в другом конце комнаты и любовного шепота. спустя какое‑то время страсти улеглись.

Я Слышала, как хозяйка спустила ноги с кровати и направилась ко мне проверить, крепко ли сплю. Я Закрыла глаза, притворяясь спящей. она постояла немного надо мной, потом вернулась назад.

— Спит. Ее и пушкой не разбудишь, — услышала я. Кровать под Нею скрипнула.

— Кто Такая? — Послышался прокуренный мужской голос.

— Да напросилась какая‑то. Молодая, но, видно, шустрая. Издалека топает, а держится так, как будто дорогу перешла. с ног валится. Ты Знаешь, сколько она кислого молока выпила?

— Ну?

— Литра два, не меньше. Говорит, беременная от немца.

— Точно тебе говорю, партизанка. Вот зараза! Задержи ее подольше.

Дальше они поговорили об облавах на партизан, о засадах. Мужчина был полицай. Уходить ночью — значило выдать себя с головой, поэтому я дождалась утра и, как только хозяйка пошла доить корову, шмыгнула в дверь.

Рыжая вскочила с табуретки:

— Куда ж вы так рано? Я корову подою, позавтракаем. Подождите. Подождите!

— Ой нет! Спасибо. Я через час уже у бабушки буду. Она ведь больная.

Рыжая что‑то мне крикнула, но я уже не слышала: кубарем выкатилась со двора.

Пели петухи. Где‑то гудели машины, слышались отдаленные орудийные залпы. Побежала на юг, в сторону кукурузного поля. Потом оно кончилось, началось картофельное. Остановилась перевести дух. И вдруг до меня донесся треск мотоциклов и крики полицаев. Не за мной ли погоня?

Ползла, шла, снова ползла, перебегала, согнувшись. Километра Два — три бежала на юг. потом повернула на восток, чтобы держать основной курс. продиралась через заросли колючек, камыша. к сере — дине дня одолела километров тринадцать, но устала неимоверно. Ноги Загрязнились от росы и пыли. нарвала картофельной ботвы и отерла грязные до колен ноги, туфли. отряхнула юбку.

В Полном изнеможении я добралась до большой дороги и села прямо у обочины, опустив ноги в ров.

Мимо меня прошли две празднично одетые старушки, поздравили С Праздником христовой троицы. Я Перекрестилась, но с места не Поднялась, не было сил.

Приблизились ко мне две женщины. Одной лет за сорок, другая помоложе. Я заметила, как, увидев меня, старшая вздрогнула. Всплеснув руками, она бросилась ко мне:

— Катенька, дорогая! Бабушка так волнуется, а ты сидишь! Иди скорей домой, я скоро вернусь.

Я растерянно захлопала глазами. Катенька? Как она угадала имя? Женщина повернулась к попутчице и сказала:

— Это ж племянница моя, Катя! Видишь, как выросла, не узнать. Ну, ты иди, я догоню, только скажу Кате пару слов…

Когда женщина отошла, моя «тетя» зашептала:

— Бедная ты моя. Слушай внимательно. Иди в Краснопавловку. Спроси, где живет тетя Марфа. Меня Марфой зовут. Наша хата напротив колодца, на краю села. Там сейчас бабушка обед готовит и мои дети с нею. Смой грязь и отдохни в чуланчике. Я скоро буду.

Я смотрела на нее, ровным счетом ничего не понимая. Тетя Марфа объяснила:

— Свои мы, Катя. Свои, дочка. Мы все о тебе знаем, иди скорей домой.

Сказала и побежала догонять свою подругу.

Вот тебе и объяснение. Полная загадка. Как это возможно, чтобы незнакомая женщина угадала мое имя и то, что я иду к «бабушке»?

На околице села я увидела несколько празднично одетых женщин, которые, щелкая семечки, о чем‑то судачили. Они прекратили разговоры и уставились на меня.

— Здравствуйте, — сказала я. — Не скажете, где тетя Марфа живет?

— Уж не племянница ли ты ее Катя? Гляди, какая вымахала. Сколько ж тебе, восемнадцать, что ли?