Влюбленные - [22]

Взяв книгу, Маргарита Алексеевна садилась поближе к стене, в закуток. Но читалось с трудом. Все ее отвлекало.

Проехала подвода. Это везут белье в стирку. Брызги из-под копыт лошади разлетаются во все стороны. Широкая спина ее лоснится от пота. Перебежала дорогу пятнистая кошка, прыгнула через лужицу на сухое место и брезгливо отряхнула лапки-подушечки.

Отчего это слезы так и накатываются на глаза? Виноваты ли в этом слепящие белизной, высвеченные до сияния страницы или же эта лошадь-работяга, бодро шагающая по размытой дороге, кошка на прогретой лучами завалинке или же зеленые острия травинок — все то живое, что сродни ей, человеку?

В перерывы между операциями на веранду иногда выходит Андрей Олегович. Он останавливается всегда на одном и том же месте — возле колонны; взявшись за нее рукой, смотрит на голубой клин неба, вычерченный крышами, но глаза его не отдыхают, в них — напряженная мысль; сигарета, машинально извлеченная из кармана, остается неприкуренной.

— Андрей Олегович! Вы опять здесь? — это кричит Женя. Она зовет его обратно в операционную, каждый раз кидая в сторону Маргариты Алексеевны взгляд, полный мрачной подозрительности.

— Больная, шли бы в палату! Вот простынете — тогда отвечай за вас! — обращается Женя уже к ней.

Судя по интонации, ей нравится произносить слово «больная».

«Уж не ревнует ли она ко мне? — грустно усмехается Маргарита Алексеевна. — Чудачка. Ему от силы лет двадцать семь, а мне…»

И так всякий раз: стоит Андрею Олеговичу задержаться на веранде, как следом вбегает быстроногим куликом Женя — ловкая, аккуратненькая. И Маргарите Алексеевне стало жаль девушку. Вот — любит, а он и не замечает этого. А ведь она миленькая, всегда жизнерадостная. Ямочки на ее щечках не исчезают даже тогда, когда она хмурится. Маргарите Алексеевне захотелось как-то помочь Жене.

— Андрей Олегович! — окликнула она однажды хирурга, когда тот появился в дверях.

Андрей Олегович подошел к ней, вопрошающе глядя в глаза и в то же время не переставая думать о чем-то своем.

— Вышли чистым воздухом подышать?

— Да, — ответил он не сразу. — Когда глотнешь кислороду, эта система работает исправней, — дотронулся рукой до лба.

Маргарита Алексеевна рассмеялась.

— У вас, я вижу, хорошее настроение? — его глаза тоже чуть потеплели.

— Разве весной оно может быть плохим?.. Глядите, морозец еще сковывает лужицы. Хорошо рано утром идти на работу. Да? Идешь — словно леденцами хрустишь. Так вкусно! — снова засмеялась. — А под ледком ручеек торопится вместе с тобой. И травинки в воде колеблются, будто тоже бегут.

— У меня настроение от времени года не зависит.

— От чего же оно у вас зависит?

— От чего? — помедлил он с ответом. — Работа ладится, вот и настроение соответствующее. Ну, а если нет, то никакие травинки и ручейки не исправят.

Из дверей выглянула Женя — деловито-строгая, тоненькие бровки вытянуты в прямую линию. Она хотела уже позвать Андрея Олеговича, но Маргарита Алексеевна неожиданно опередила ее:

— Женечка! Иди тоже сюда!

Девушка подошла, поглядывая с недоверием: «Что вам от меня? И что это за фамильярность — Женечка!»

— Отчего ты так, выскочишь — и обратно? Не постоишь на солнышке.

— Кабы было свободное время, так постояла, — не очень дружелюбно ответила Женя.

— Ох, вам ли, молодым да здоровым, жаловаться на недостаток времени? Отработали смену — и идите куда хотите. Это мы тут, хворобы, кукуем… Говорят, какая-то новая итальянская кинокартина идет. Посмотрели бы вы ее! — обратилась Маргарита Алексеевна сразу к обоим и с радостью увидела, как переменилась Женя: ее бровки изогнулись веселыми дужками.

— Какая кинокартина? — спросил Андрей Олегович, доставая сигарету.

— Кажется, «Гектар неба».

— А! Так это не новая. Мы с Ниной видели еще прошлым летом, когда она была на каникулах, — оживился Андрей Олегович. — Где же? Дай бог память… — постучал пальцами по виску. — А-а! Ездили за город и зашли в сельский клуб. Там киномеханик крутил ее для десяти человек. Ну да! А на обратном пути мы попали под ливень, застряли. Хорошо, что шла автоколонна, и нас вытащили…

Женя долго сдерживалась, покусывая острыми зубками губу, принуждая себя слушать и улыбаться, потом круто повернулась и убежала. А через минуту появилась в дверях и, не глядя в их сторону, крикнула сухим официальным тоном:

— Товарищ хирург, вас в операционную!

Маргарита Алексеевна осталась одна.

— Ну вот… она любит его, а он — другую. Банальная ситуация…

Маргарита Алексеевна вздохнула, вспомнив свое прошлое. В задумчивости взяла газету, оторвала от нее листок, машинальными движениями пальцев сложила в треугольник, проделала еще несколько манипуляций и очень удивилась, когда у нее получился кораблик — точно такой, какие она делала в детстве. Повертела перед глазами, изумляясь памяти рук.

Вдоль стены, узкой канавкой, бежал светлый ручеек, бомбардируемый с крыши бойкой капелью. Маргарита Алексеевна перегнулась через перила и бросила кораблик, но неудачно: он упал на дерн. Тогда она сделала еще один — с трудом, потому что уже обдумывала каждый сгиб листа, — но и его порыв ветра из-за угла откинул на землю. Она смастерила третий — и в тот момент, когда кораблик благополучно шлепнулся на воду и помчался, покачиваемый волнами, за ее спиной раздался громкий голос: