Влюбленная американка - [24]

Все были настолько ошеломлены этим известием, что на веранде воцарилась глубокая тишина. Джен смотрела на вестника несчастья с таким сомнением, словно считала его помешанным; доктор стоял неподвижно, будто громом пораженный; только Аткинс быстро пришел в себя и пробормотал:

— Теперь действительно только и остается ждать, чтобы Фридрих поднялся на кафедру и прочитал лекцию.

— Что же это? Мои военные коллеги, вероятно, полные идиоты?! — гневно воскликнул Стефан. — Как они могли признать профессора Фернова годным к военной службе? Целых три года я лечил профессора, не зная, как поддержать в нем жизнь, а они заставляют его служить. Скажи же ради бога, Фридрих, как это произошло?

— Я, собственно, не знаю, как было дело, — запинаясь от беспокойства и волнения, ответил Фридрих. — Мой господин сам виноват. Я стоял возле него и видел, как один из докторов посмотрел на профессора, потом пожал плечами и сказал: «Ну вы, конечно, не годитесь. У вас не хватит сил поднять ружье». Бог знает почему, это показалось очень обидным господину профессору. Он покраснел и взглянул на доктора так, что тот остался им доволен. «Пожалуйста, исследуйте меня, по крайней мере», — сказал мой господин. «Хорошо, мы можем сделать это», — сказал старший врач и сам...

— Ах, это был старший врач? — прервал его Стефан. — Ну, тогда нет ничего удивительного! Он признает годными всех, а потом многие после первого же похода ложатся в лазареты. Ну, говори дальше!

— Все время слышалось: «А здесь у вас болит, а здесь болит?» — «Нет, нет!» — отвечал профессор. Краска все еще ярко пылала на его лице, и по виду его действительно нельзя было принять за больного. Старший врач хорошо его осмотрел, а потом сказал другим докторам: «Мы не можем быть так разборчивы, коллеги; легкие у него пока здоровы, он несколько ослаб, вероятно от усиленных комнатных занятий, но это пустяки. Вы, разумеется, приняты», — обратился он к господину профессору. Я думал, что со мной случится удар, а профессор так легко вздохнул, как будто с его плеч свалилась тяжесть.

Стефан принялся с самым мрачным видом молча ходить взад и вперед по комнате.

— Не сердитесь, мистер Стефан, — вмешался в разговор Аткинс, — но я считаю, что ваши коллеги сошли с ума. Снять с кафедры чахоточного профессора и поставить его в воинский строй! Хорошее пополнение для армии — нечего сказать!

— У Фернова нет чахотки, — уверенно возразил доктор, — это мои коллеги могли сразу увидеть; а что касается его нервных болезней, то о них можно судить лишь при продолжительном наблюдении. Звание профессора не освобождает Фернова от военной службы: он еще молод — одних лет с Фридрихом. Если бы я имел хоть малейшее представление о том, что произойдет, я, конечно, не допустил бы такого. Случись это здесь, в Б., горю еще можно было бы помочь, но теперь уже ничего не поделаешь — поздно.

— Но, господин доктор, — с выражением смертельного беспокойства на лице сказал Фридрих, — ведь господин профессор не может маршировать вместе с нами. Вы знаете, что он не переносит ни сквозняков, ни жары, ни холода. Ему нужна особая пища; он заболевает, когда выходит в дождь без зонтика. Видит бог, он умрет в первую же неделю похода.

— Успокойся, успокойся! — стал утешать Фридриха Стефан. — Я подумаю, нельзя ли что-нибудь сделать. Конечно, если он признан годным, то это уже вопрос решенный, но, может быть, мне удастся устроить так, чтобы твоему хозяину дали службу полегче, в какой-нибудь канцелярии военного управления. Я постараюсь пустить в ход все свои связи, но прежде всего должен сам переговорить с профессором. Он вернулся вместе с тобой?

— Да, но я побежал вперед, — ответил Фридрих, немного успокоившись.

— Ну, пока пойди и приведи свои вещи в порядок, — посоветовал доктор. — Вы уходите, мистер Аткинс?

— Только на четверть часа, чтобы подышать свежим воздухом и посмотреть, остался ли в Б. хоть один человек, не стоящий вверх ногами. Мисс Форест, вероятно, тоже не прочь немного погулять? Вы позволите вас сопровождать, мисс Джен?

— Нет, я не пойду — устала! — ответила молодая девушка и, откинувшись на спинку кресла, полузакрыла руками лицо.

— У Джен сегодня на редкость скверное настроение, — сказал доктор, выйдя с Аткинсом на балкон, — от нее нельзя добиться ни слова. Мне кажется, она вообще изменилась за последние две недели. Вы не знаете причины ее постоянно плохого расположения духа?

«Причина сидит теперь в Париже», — подумал Аткинс, но, не высказав свою мысль вслух, предложил доктору другое объяснение:

— Мне кажется, на мисс Джен удручающе подействовали письма, которые передал ей мистер Алисон — помните того молодого американца, которого я к вам привел? Он сообщил ей о каком-то несчастье у близких друзей. По крайней мере, я заметил, что с тех пор мисс Джен постоянно бывает не в духе.

— Ну что ж, тогда понятно! — ответил доктор. — А я уже начал опасаться, что ей показалось что-то неприятным у нас в доме.

Джен продолжала неподвижно сидеть в своем кресле. У подъезда снова раздался звонок, и на лестнице послышались чьи-то шаги. Молодая девушка не пошевельнулась и, только когда дверь открылась, подняла голову. На пороге стоял профессор Фернов.