Влюбиться в Венеции, умереть в Варанаси - [19]

Получив свою обычную, не обещавшую никаких приятных излишеств карточку, Джефф испытал прилив внезапного вдохновения.

— А не скажете ли, — обратился он к регистраторше, — моя коллега, Лора Фримен, уже зарегистрировалась?

Конечно, она не была журналисткой, но, как и Дэн, вполне могла воспользоваться благами левой аккредитации. А если она и вправду зарегистрировалась… есть шанс узнать название ее отеля, а возможно, и номер мобильного. Пока девица с энтузиазмом прочесывала компьютерные списки, Джефф стоял, едва не приплясывая на месте: какая удача — тайно проникнуть в жизнь Лоры, чтобы собрать о ней как можно больше информации, чувствуя себя настоящим частным сыщиком, проницательным и хитроумным и… Но нет, никакая Лора Фримен на биеннале не регистрировалась.

— А. Ну все равно спасибо.

Девица оказалась не просто полезной. В этот краткий эпизод общения она привнесла чары, к которым мужчины Джеффова возраста особо чувствительны: легкий намек на то, что она оказала ему эту услугу не по доброте душевной, и не из служебного долга, и даже не из личного к нему расположения, а потому, что нашла его по-мужски привлекательным. Так ли это было в действительности или нет, не имело значения (да и вероятность такого расклада в целом стремилась к нулю). Важна была лишь ее манера общения, игривая просто от избытка удовольствия, благодаря чему Джеффу удалось потешить себя этой славной мыслью. Не будь он столь поглощен мыслями о Лоре, можно было бы устроить на этот счет небольшую проверку — «Не хотите ли выпить со мной бокальчик после работы?» — которая, скорее всего, дала бы отрицательный результат. Так что Джефф просто поблагодарил девицу за помощь, пожелал ей удачного дня, и обмен любезностями завершился широкими улыбками обеих сторон. В целом все это очень напоминало сцену с индийской красоткой в лондонском магазинчике, переписанную под венецианские реалии.

Вооружившись всемогущим журналистским пропуском, Джефф снова вышел в зной, который уже перешел в категорию научной фантастики. Возможно, именно вожделенная карточка спровоцировала у него приступ служебного рвения: он зашел в ближайшую tabaccheria[52] и купил телефонную карточку, чтобы позвонить Джулии Берман и договориться об интервью. Пока он кокетничал с девицей на регистратуре, температура, казалось, успела взлететь еще на десять градусов. Но телефонная будка переплюнула и этот рекорд. На том конце никто долго не брал трубку. Джефф тщетно ждал, пока ему ответит человек или хотя бы машина, потом нажал на рычаг и снова набрал тот же номер. С тем же эффектом. Честно говоря, он испытал огромное облегчение. Он сделал все, что мог, неоднократно звонил — дважды! — и не получил никакого ответа. Он приложил все усилия, чтобы выследить Джулию Берман, но безуспешно, так что теперь он имел полное право заняться другими делами, которых у него была целая куча, и самое важное из них — посещение биеннале (не считая, конечно, поисков Лоры).

У входа в Джардини[53] студенты и молодые художники раздавали приглашения на свои выставки — альтернативные, полуподпольные реплики биеннале, как правило, с музыкой и диджеями. Когда Джефф попал внутрь, всего через час после официального открытия, Джардини был уже переполнен.

Первой остановкой на маршруте патриотично стал британский павильон, отданный на этот раз Джилберту и Джорджу[54]. Еще в восьмидесятых критик Питер Фуллер организовал против них настоящий крестовый поход, узрев в их лихом творчестве угрозу всему, чем он дорожил. Ко времени своей смерти (а погиб он в автокатастрофе) Фуллер, должно быть, уже понял, что все его усилия пропали втуне, ибо Джилберту и Джорджу сама судьба назначила стать крестными не одного поколения молодых хулиганов из YBA[55] — а теперь еще и получить в свое распоряжение британский павильон на биеннале. Стоит ли говорить, что работы их были скучны, как невинный детский грех, — все та же кричащая всеми красками живописная мазня в витражном стиле, которую они кропали годами, но, с точки зрения Джеффа (а как еще можно смотреть на искусство?), это было неважно. Ну, не смогли они сказать нового слова в искусстве — а разве от них кто-то этого ждал? Да и какой теперь прок пинать двух этих дряхлых пугал?

По идее, отсюда нужно было начинать систематическое знакомство с экспозицией, методично обходя национальные павильоны, но в Канаду и во Францию, располагавшиеся рядом с Британией, уже выстроились гигантские очереди художников-иммигрантов, так что Джефф пропустил их и стал фланировать по выставке в совершенно хаотическом порядке. От Джилберта и Джорджа он отправился в Норвегию, где обнаружил стену из желтых и черных кругов в стиле оп-арт. Правда, это оказались не просто круги, а мишени для дартса — целая стена мишеней. На некотором расстоянии от нее располагались большущие коробки с красными и зелеными дротиками, которые можно было метать в стену, постепенно меняя рисунок и распределение цветов. Джефф как раз прицелился последним из пригоршни красных дротиков, когда кто-то позвал его по имени. Обернувшись, он схлопотал дротик промеж глаз. Дьявол! Это был Бен Дженнингс, ловко проделавший старый трюк с развинченным дротиком — в лицо Джеффу полетело лишь безобидное оперение. Правда, приятнее ему от этого не стало.