Влюбиться в Кэлвина - [78]

Страх, который я испытывал тогда, бледнел по сравнению с моим сегодняшним страхом. Я почти не ел всю неделю, хотя обычно мне сложно испортить аппетит. Вся моя операционная система ушла на перезагрузку.

Я не знал, что с этим делать.

Как снова взять себя в руки.

Я снова сажусь, прижавшись спиной к стене.

– Я хочу быть с ним там, Бретт, правда хочу. Но что я, черт возьми, знаю о том, что такое быть отцом? Мне еще даже восемнадцати нет, и, черт побери, я с трудом о себе-то могу позаботиться.

Крошечное личико Хьюсона врывалось в мои ночные сны. Если вдохнуть, то я мог почувствовать его запах. Может, я и провел в его компании слишком мало времени, но этот ребенок произвел на меня неизгладимое впечатление.

– Чувак, никто не в курсе, как быть родителем, – говорит Бретт. Его слова звучат подозрительно, как будто он вычитал их в учебнике для родителей. – Это квест с обучением в процессе.

– А если я не умею так? – озвучиваю я еще один из своих страхов.

– Ты не узнаешь, пока не попробуешь.

– Я не могу обращаться со своим сыном как с морской свинкой! Он не подопытный. – На поверхность вырывается новая волна неадеквата.

– Чувак, подумай о своих родителях. Ты говорил, что они не совершали ошибок, но я, например, знаю, что мои совершали, – фыркаю я, вспоминая, как мои родители облажались.

– Чувак, мои родители, можно сказать, создали книгу «Как не быть родителем».

– И что? Ты теперь хуже о них думаешь? Меньше любишь? Ненавидишь их за все, что бы они ни сделали?

Дерьмо.

– Нет, по всем пунктам, – неохотно признаюсь я.

Бретт напустил на себя самодовольный вид. Я показал ему средний палец.

– Никто не любит всезнаек.

– Ты бесишься, потому что знаешь, что я говорю разумные вещи.

– Все случается когда-то впервые.

– Ха, твою мать, ха! Я не могу быть серьезным, когда дело касается меня. Но сейчас речь не обо мне. Мы говорим о тебе. Так что не пытайся соскочить с темы.

– Это огромная ответственность. Моя жизнь полностью изменится.

Моя бескомпромиссная честность обнажает мой эгоизм во всем его уродстве, но эта мысль постоянно всплывает в голове с тех пор, как я узнал о ребенке. Младенец – это чертова куча ответственности и работы. Я не уверен, что готов к этому.

Он так посмотрел на меня, что я был практически уверен: он мечтает как следует вмазать мне прямо сейчас.

– Хочешь мне врезать, да?

– Так чертовски сильно, что даже представить себе не можешь.

– Я знаю, как это звучит. Но просто хочу быть честным.

– Суть в том, Кэл, что дело сделано. Этот ребенок кровь от крови, плоть от плоти твоей. Это автоматически возлагает на тебя ответственность. У тебя нет выбора. – Он подтягивает колени вверх. – Как думаешь, что чувствовала Лана? У нее в этом вопросе не было вариантов, и вся ответственность легла на ее плечи. И, судя по тому, что я слышал, она справляется, потому что должна. Этот маленький мальчик полностью зависит от нее.

Слова Греты настигают меня снова и снова.

– У нее было больше года, чтобы осознать это. У меня – двенадцать дней. Двенадцать! – Я слезаю с кровати и начинаю вышагивать по комнате. – У нее оставался выбор. Ей не обязательно было тащить это бремя одной, она сама приняла такое решение. – Или позволила принять решение за себя.

– Давай-ка я расскажу тебе одну сказку. – Он похлопал по месту рядом с собой.

– Время сказок с Бреттом, ура, – невозмутимо отвечаю я. – Пожалуйста, дядюшка Бретт, почитай мне Пиноккио. Это моя любимая сказочка, – шепелявлю я, подражая детскому голосу.

Он отвешивает мне подзатыльник и прижимает к себе.

– Черт. Я вообще-то тут пытаюсь серьезный разговор вести. И для меня это не так просто. Перестань валять дурака. Просто заткнись и слушай.

Я делаю серьезное лицо и поворачиваюсь к нему.

– Мой брат Ашер узнал, что станет отцом, за неделю до девятнадцатилетия, – начинает он рассказ. – В отличие от твоей истории, у него был случайный перепих с девушкой, с которой они вместе учились. Он на две недели ушел в запой после того, как узнал, пытаясь набухаться до потери памяти. Я знаю, потому что был единственным живым существом дома. Я оставался с ним все это время.

У Бретта такая же большая семья, как и у меня. Четыре старших брата и старшая сестра. Как он говорил, он появился как случайное недоразумение, когда Ашеру исполнилось пять. Мать родила его в сорок четыре, а теперь обоим родителям было около шестидесяти.

– Чувак, то было худшее дерьмовейшее шоу, которое мне доводилось видеть. Генезис – девушка, которую он…

Я поднимаю руку.

– Подожди секунду. Генезис, чувак? Кто, черт возьми, мог назвать ребенка Генезис?

– Так случилось, братишка. Прими как данность. – Он посылает мне взгляд «заткнись, мать твою», и я замолкаю. – В любом случае Генезис выросла в плохом районе. Ее отец свалил из города, когда ей стукнуло шесть, а мать была известной алкоголичкой. Она выкинула дочь на улицу, когда та забеременела, поэтому она жила с нами. У Ашера не осталось выбора, кроме как повзрослеть. Жить с Генезис оказалось… интересно. Поначалу, чел, это было отвратительно. Первые четыре месяца она блевала. Не знаю, почему это принято называть «утренним недомоганием», потому что она блевала, не останавливаясь, весь день. Потом приободрилась, если ты понимаешь, о чем я. – Он двигает бровями вверх-вниз.