Влюбиться в Кэлвина - [72]

– Комната Хьюсона в этом направлении, – указывает она на лестницу. – Следуй за мной.

Я шел за ней как зомби, совершая каждое движение на автомате, не отдавая себе отчета, что делаю.

– Хьюсон? – спрашиваю я, когда мы уже проходим половину лестницы, когда имя наконец достигает моего затуманенного рассудка. – Ты назвала его Хьюсоном в честь Боно?

Настоящее имя Боно – Пол Хьюсон, и Лана, конечно же, прекрасно это знала, потому что годами слушала меня, одержимого любимой группой.

– Да. – Она останавливается на верхней площадке лестничного пролета, поворачивается ко мне со смущенной улыбкой. – Я хотела, чтобы у него было что-то от его отца, поэтому назвала его Хьюсон Кэлвин.

Мне не верится, что нам удается вести почти обычный разговор. Я решаю добавить его в список самых сюрреалистичных моментов последних суток.

– Какая у него фамилия?

Улыбка исчезает с ее лица.

– Уильямс, – шепчет она, и мне становится любопытно, является ли это одним из условий бабушки.

Мне это не нравится. Совсем не нравится. Но я ничего не говорю, загнав этот факт в отдельный уголок в моем мозгу, где накопился уже миллион вещей, которые нужно обсудить.

Я следую за ней, тревожно оглядываясь по сторонам. Коридор окрашен в бледно-зеленый цвет и тускло освещен. Я практически жду, что вот-вот выскочит ее дедушка с дробовиком.

– Эм, Лана, – шепчу я, потирая колючий подбородок, – у твоего дедушки на самом деле нет дробовика, не правда ли?

Она пытается подавить смешок.

Сюрреалистичный момент номер 497.

– Нет. Я выдумала это, – смущенно признается она. – И их здесь нет в любом случае. Бабушка и дедушка уехали в свой домик в Аспене до вторника.

Она прикусывает нижнюю губу.

– Мне очень жаль, Кэл. Ты не представляешь, как жаль, – шепчет она. Ее слова отскакивают от меня, бессмысленно упав на пол.

Очень жаль – слишком простые слова. «Очень жаль» не может даже положить начало компенсации того, как она обошлась со мной в этот раз.

Мои глаза суживаются, внутри меня борются гнев и трепет. Ее рука ложится на дверную ручку.

– Это его комната. Тебе нужно вести себя максимально тихо, чтобы не разбудить. Прошлая ночь выдалась крайне тяжелой, и ему нужно восстановить силы.

Я коротко киваю. Она за идиота меня держит?

Ее рука касается моего локтя, и я отдергиваю свою, даже не осознавая этого. В ее глазах вспыхивает боль.

– Нам о многом надо поговорить. Ты можешь задержаться ненадолго, чтобы я смогла объяснить? Пожалуйста.

Я согласно киваю. Как будто я собирался уехать, не получив ответов.

Пока она медленно и осторожно открывает дверь, казалось, время останавливается.

Кровь ударяет мне в голову, вызывая головокружение. Я тихо заламываю костяшки пальцев, входя внутрь. Комната кажется просторной, со сводчатым потолком и двумя большими окнами, занавешенными тяжелыми, богато украшенными шторами. Немного света дает настольная лампа в углу. Мои глаза впиваются в деревянную кроватку по центру комнаты. Я перестаю дышать, когда замечаю маленький сверток на матрасе. Рядом с кроваткой стоит незастеленная односпальная кровать с откинутым одеялом. Должно быть, Лана спит здесь, рядом с ним. Я на мгновение смотрю на нее, склонившуюся над кроваткой, смотрящую на нашего сына с выражением радости и обожания на лице. Мой поток гнева иссякает и окончательно исчезает, когда я наблюдаю, как она смотрит на ребенка с безграничной любовью и гордостью, даже не замечая, что я не двигаюсь. Я снова стою как вкопанный, охваченный эмоциями. Мое сердце забавно подпрыгивает.

Она поднимает голову и, широко улыбаясь, машет рукой, подзывая меня. Мои кроссовки не издают ни звука, когда я сделал еще один шаг по мягкому полу. Потом еще один. С каждым шагом, приближающим меня на дюйм, мое сердце словно увеличивается. Дыхание сбивается и с шумом вырывается через рот. Она перехватывает меня на половине пути, уверенно взяв за руку, и тащит вперед. Я цепляюсь за ее руку, воодушевленный и испуганный больше, чем когда-либо еще в своей жизни.

А потом я вижу его.

Маленький, идеально сложенный человечек.

Маленькая частичка меня и Ланы.

Он лежит на боку, засунув в рот большой палец. Я прижимаю руку ко рту, когда меня накрывает мощнейшая волна эмоций. Мои руки дрожат, когда я впервые вижу своего сына. Капельки пота поблескивают на его лице. Волосы густые и темные, как мои. Крошечные завитки прилипли к влажному лбу. Маленькая грудь вздымается и опадает, а ноги запутались в белоснежном одеяле. Спокойное благоговение охватывает меня, когда я в изумлении рассматриваю его.

Чистейшие эмоции наполняют меня, и я не могу сдержать слез. Я вцепился в Лану, будто готовый упасть без ее поддержки. Я чувствую, что она смотрит на меня, но не могу оторвать взгляд от сына.

Я не знаю, как долго мы простояли вот так в обнимку, глядя на нашего мальчика. Безмолвные слезы продолжают катиться по моему лицу, и когда я гляжу на Лану, то вижу, что она тоже плачет. Еще многое предстоит сказать. Понадобится куча объяснений, и я не знаю, что именно чувствую в отношении Ланы, но в этот момент хочу обнимать ее до хруста костей.

Так я и делаю.

Заключаю ее в объятия, крепко сжимая, продолжая глазеть с благоговением на спящего в кроватке сына.