Влюбись, если осмелишься! - [50]

Я не пыталась его догнать, осознавая, что в чем-то Сатир был прав. Расспрашивая в лоб, я буду не просто мешать, а привлекать к себе лишнее внимание. О шоу практически ничего не известно – людям на площадке хорошо платят за молчание. Никто не будет делиться своими умозаключениями и рисковать доходом или жизнью, чтобы удовлетворить мое любопытство. Придется действовать исподтишка. Слоняясь по участку, я сначала прислушивалась к переговорам по рации, а когда бесед охранников, егерей и техников оказалось недостаточно, перестала питаться в коттедже и зачастила в столовую, но безрезультатно – во время еды дела обсуждались мало. Попытки подружиться тоже с треском провалились – люди не спешили откровенничать ни с коллегами, ни тем более с незнакомыми. Единственным разговорчивым человеком оказался врач – я даже специально поранила руку, чтобы попасть в медпункт, – но и этот контакт был бесполезен. По его собственным словам, он работал первый сезон и ничего не знал ни о предназначении площадки, ни о своем предшественнике.

Только один раз мне удалось зайти дальше пустых разговоров – воспользовавшись отсутствием в поле зрения охранников, я поднялась в ближайший к коттеджам трейлер. Начиная слежку, я сразу обратила внимание, что его внешняя дверь не запирается. И оказавшись внутри, поняла почему – никакой серьезной техники или важных документов тут не было, лишь камера в углу и длинные стеллажи, заполненные коробками. Главное, видимо, хранилось за перегородкой с сенсорным замком на двери, открыть который я не смогу, не зная кода. Оставалось довольствоваться изучением архива, но я не успела сделать и шага к стеллажам – помешал Сатир, бесшумно появившийся за моей спиной.

– Даже не пытайся сунуть в них свой нос, – мрачно бросил он и, не дожидаясь возражений, выпроводил меня из трейлера.

К концу недели я подвела итоги игры в шпиона и поняла, что полученная информация снова ничего мне не давала, как осколки старой чашки – вроде и можно собрать воедино, но пить из нее все равно не получается из-за трещин. Смирившись, что детективу бесполезно знать о монтажной во втором трейлере или о передаче сигнала с антенны через русский спутник, я стала готовиться к отъезду.

Накануне важной даты я упаковала чемодан с вечера и, проснувшись, едва рассвело, выкатила его в коридор. Ключ от внедорожника, украденный вчера из-под носа у Селины, лежал в кармане. Это был мой самый странный день рождения – ни ярких коробок с лентами, ни цветов, ни шампанского, ни торта со свечами. Но я все равно чувствовала себя счастливой, зная, что главный подарок сделаю себе сама, когда выберусь отсюда.

Стараясь не греметь колесами чемодана по асфальту, я осторожно двинулась к автомобилю. Если охрана откажется выпустить меня, я собиралась снести шлагбаум. Второй возможной проблемой было отсутствие навигатора, но я надеялась, что за несколько недель следы от колес не успели зарасти травой, и я найду по ним обратную дорогу к шоссе. До машины оставалось несколько ярдов, когда за спиной послышался звук шагов. Бросив чемодан, я кинулась вперед, но убежать я не успела.

– Куда это ты собралась? – Сатир развернул меня за плечо.

Господи, как он узнал? Всю ночь у двери караулил?

– Не твое дело, – буркнула я, вырываясь.

Схватив за талию, Сатир потащил меня к коттеджу.

– Когда же ты угомонишься? Или мне снова вколоть тебе транквилизатор?

– Только попробуй! – брыкалась я.

– Ты идиотка или притворяешься? – Сатир втолкнул меня в гостиную. – Ну выберешься за периметр, а дальше что?

– С сегодняшнего дня у меня есть собственные деньги, и отец не имеет права диктовать условия. А ты не утруждай себя шантажом. Мне не нужен паспорт – я отправлюсь в консульство и заявлю о потере.

Выпалив это на одном дыхании, я ликовала, ожидая, когда на лице Сатира появится замешательство, но вместо этого он с сарказмом осведомился:

– А до консульства ты пешком доберешься?

Вместо ответа я показала ключ, и Сатир его отобрал.

– Ты меня не удержишь! – Я в запале стукнула его ладонью в грудь.

Сатир перехватил мое запястье. От боли выступили слезы. А возможно, и от бессилия. Я хотела рыдать во весь голос, но вместо этого процедила сквозь зубы:

– Пусти.

Часто моргая, чтобы слезы не застилали глаза, я с ненавистью смотрела на Сатира. Свободной рукой он сжал мои волосы в кулак, запрокидывая голову назад, и… поцеловал – неистово и агрессивно. Я обмякла в его руках, опешив от напора и все еще не веря в происходящее. Сатир так давно ко мне не прикасался. Тело реагировало, как в первый раз – по спине пробежал холодок, а сердце ухнуло куда-то вниз.

– Ты меня сейчас сосками проткнешь, – усмехнулся он, скользнув ладонью мне под кофту.

Съязвить в ответ не удалось – Сатир спустил чашку бюстгальтера и сжал мою грудь. Я застонала, и он поймал этот судорожный выдох своим ртом, снова лишая меня кислорода. Яростно отвечая на его поцелуи, я чувствовала себя как нагретый воск – лепи что хочешь, только не выпускай из рук.

Распаляясь, я стянула с него жилет и, отбросив в сторону, принялась расстегивать ремень. Кофты на мне уже не было – она валялась в коридоре. Следом на пол полетел свитер. Сатир подталкивал меня к спальне, умудрившись скинуть кобуру с пистолетом и армейские штаны где-то по пути. Меня так лихорадило, что я не помню, как мы оказались в постели. Я ощущала лишь приятную тяжесть его тела и горячие прикосновения губ. Между поцелуями я лишилась остатков одежды и осознала это, только когда Сатир начал стягивать с меня трусики. Отбросив их в сторону, он перекатился на спину, увлекая меня за собой.