Влияние морской силы на историю - [185]

Память о де Грассе будет всегда связана с большими заслугами его перед Америкой. Его имя – скорее чем имя Рошамбо (Rochambeau) – напоминает о существенной помощи, оказанной Францией молодой республике, боровшейся за свое существование, как имя Лафайетта напоминает о моральной симпатии, которая пришлась так кстати. События его жизни после неудачного боя с Роднеем, закончившего его деятельную карьеру, не могут не представлять интереса, особенно для американских читателей.

После сдачи Ville de Paris де Грасс сопровождал английский флот и его призы на Ямайку, куда Родней удалился для исправления своих кораблей, явившись, таким образом, в качестве пленника на землю, которую намеревался завоевать. 19 мая он оставил остров, все еще в качестве пленника, для следования в Англию. Как морские офицеры, так и английский народ обходились с ним с оттенком того предупредительного и благосклонного внимания, какое легко проявляется в отношениях победителя к побежденному и которого, по крайней мере, его личная храбрость не была недостойна. Говорят, что в некоторых случаях он не отказывался показываться на балконе своих комнат в Лондоне, когда толпа требовала выхода доблестного француза. Это недостойное неумение оценить свое истинное положение естественно возбудило негодование его соотечественников, тем более что он был безжалостен и невоздержан в порицании поведения своих подчиненных в счастливый день 12 апреля.

«Он переносит свое несчастье, – писал сэр Джильберт Блэн, – с душевным спокойствием, сознавая, как он говорит, что исполнил свой долг… Он приписывает свою неудачу не сравнительной слабости своих сил, а гнусному бегству капитанов других кораблей, которым он дал сигнал о присоединении к нему и даже кричал им это, несмотря на что был покинут ими»[218].

Это был лейтмотив всех его высказываний. В письмах с английского флагманского корабля через день после боя он «обвинял большую часть своих капитанов в бедствиях этого дня. Одни не слушались его сигналов; другие, как капитаны кораблей Languedoc и Couronne, шедших впереди него и за ним, покинули его»[219]. Он, однако, не ограничился официальными донесениями и, будучи пленником в Лондоне, издал несколько брошюр на ту же тему, которые распространил по Европе. Правительство, естественно, думая, что офицер не может так позорить свою корпорацию без достаточных оснований, решилось начать следствие и неумолимо наказать всех виновных. Капитаны кораблей Languedoc и Couronne были посажены в тюрьму как только достигли Франции, и все бумаги, журналы и т. п., касающиеся этого дела, были собраны вместе. Принимая во внимание все эти обстоятельства, нечего удивляться, что по возвращении во Францию де Грасс, как он говорит, «не нашел никого, кто протянул бы ему руку»[220]. Не ранее как только в 1784 г. все обвиняемые и свидетели смогли явиться на заседание военного суда, но результатом его разбирательства было полное и самое широкое оправдание почти всех, кого обвинял де Грасс; промахи, признанные за немногими из них, определены были как заслуживающие снисхождения и лишь весьма легкого наказания. «Несмотря на то, – осторожно замечает один французский, писатель, – нельзя не сказать вместе с судом, что пленение адмирала, командующего тридцатью линейными кораблями, представляет историческое событие, которое вызывает сожаление целой нации»[221]. Что же касается ведения сражения адмиралом, то суд нашел, что опасность, угрожавшая Zélé утром 12 апреля, не была такова, чтобы оправдать столь продолжительный спуск под ветер, что поврежденный корабль был в полосе бриза, не охватывавшей расположения английского флота в пяти милях южнее, и что этот бриз позволил Zélé прийти в Басс-Терр к десяти часам утра; что бой не следовало начинать прежде, чем все корабли вошли в линию, и, наконец, что французскому флоту следовало построиться на одном галсе с английским, потому что, продолжая держать к югу, он входил в зону штилей и слабых ветров близ северной оконечности Доминики[222].

Де Грасс был совсем не удовлетворен постановлением суда и оказался до того неделикатным, что написал письмо морскому министру с протестом и требованием нового следствия. Министр, получив его протест, написал ему ответ от имени короля. Упомянув о памфлетах, так широко распространенных де Грассом и сообщавших сведения, находившиеся в полном противоречии с данными на суде показаниями свидетелей, он заключил свое письмо следующими вескими словами:

«Проигрыш сражения не может приписываться ошибке отдельных офицеров[223]. Из решения суда следует, что вы позволили себе повредить неосновательными обвинениями репутации нескольких офицеров для того, чтобы снять с себя ответственность за тот несчастный результат, извинение за который вы могли бы может быть найти в сравнительной слабости бывших в вашем распоряжении сил, в непостоянстве военного счастья и в обстоятельствах, от вас не зависевших. Его величество желает верить, что вы сделали все, что могли, для предотвращения неудач того дня, но он не может отнестись снисходительно к несправедливым обвинениям, возводимым вами на тех офицеров его флота, которые совершенно оправданы по суду. Его величество, недовольный вашим поведением в этом отношении, запрещает вам являться к нему. Я передаю его приказания с сожалением и присоединяю к ним свой вам совет удалиться при таких обстоятельствах в вашу провинцию».