Влечение - [2]

— Не надо так переживать, — снова попыталась Софи утешить мать. Она обняла ее за плечи и поцеловала. — Вот увидишь, все будет хорошо.

Внешне мать и дочь были очень похожи. Природа наделила обеих огромными глазами необыкновенного темно-фиалкового, почти фиолетового цвета и густыми каштановыми волосами: у матери более темными, а у дочери — бронзового оттенка. Но мать была миниатюрной, а Софи унаследовала от отца высокий рост. Она была стройной и гибкой. На овальном тонко очерченном лице выделялись удивительные глаза, таинственно мерцавшие сквозь пушистые ресницы, а также нежные полные губы. В отличие от матери, которая закручивала волосы в тяжелый узел на затылке, у Софи они падали густой копной на плечи.

В свои двадцать пять лет Софи считала себя достаточно умудренной жизнью, чтобы не испытывать особого восторга от внимания мужчин, которые восхищались ее внешностью, совершенно не интересуясь внутренним миром. Пару раз она ненадолго увлекалась своими приятелями-студентами, но никто из них всерьез не задел ее сердца. Она надеялась, что когда-нибудь встретит духовно близкого человека и они оба испытают неодолимое, взаимное влечение, которому невозможно будет противиться. Следовало признать, что Софи, несомненно, была натурой увлекающейся и романтичной, но, поскольку такие черты выглядели абсолютно несовременно, она с негодованием отвергла бы подобное предположение.

— Это просто несправедливо! — вполне искренне воскликнула как-то одна из ее подруг. — Мне бы твою внешность, уж я бы сумела ею распорядиться. А ты… ты даже не понимаешь, как тебе повезло!

— Внешность — не самое главное, — мягко ответила ей Софи, и она действительно так считала.

От отца она унаследовала гордость и неистребимое чувство юмора, от матери — мягкость, деликатность и умение уступать только там, где это необходимо.

В недалеком будущем ей предстояло работать в музее и читать лекции студентам, и она добросовестно готовилась к этому, потому что была приучена делать все хорошо. Ее ожидала насыщенная, интересная и вполне устроенная жизнь, в которой, казалось, не таилось никаких потрясений. Значит, оставалось только поскорее разобраться с малоприятными дядюшкиными делами…

— И все-таки мне не по душе, что тебе придется жить в доме Фернана, — продолжала сомневаться мать.

Софи села напротив.

— Мама, мы же все обсудили, — ласково напомнила она. — Смысл моей поездки в Арль состоит в том, чтобы подготовить дом к продаже. А заняться этим удобнее, поселившись в самом доме.

— Конечно, конечно! Разумеется, ты права. Но зная, какой образ жизни вел Фернан… — Голос матери дрогнул, и она поежилась, как от холода.

Она прекрасно вела их дом и умела наладить быт в самых непригодных экспедиционных условиях. Настоящая дочь нескольких поколений предков-фермеров, она привыкла вести постоянную борьбу с грязью так, что все вокруг блестело. Но мысль о том, с чем предстояло столкнуться дочери в доме старого алкоголика, пугала ее.

— Я возьму с собой постельные принадлежности, полотенца и даже кухонную утварь, — терпеливо уговаривала ее Софи.

— И все-таки туда должна ехать я, — слабо протестовала Мари-Клэр Дюфур. — Ведь Фернан был моим братом.

— И моим дядей, — напомнила Софи. — Кроме того, ты просто не можешь этого сделать. Вы с папой уезжаете совсем скоро, так что у тебя нет времени. А у меня — есть.

К тому же, подумала Софи, поездка в Арль послужит весьма удобным предлогом на время избежать усиленного внимания, которым уже довольно давно одаривал ее один из постоянных участников отцовской экспедиции. Он ухаживал за ней трогательно и настойчиво и вовсе не был ей неприятен. Вероятно, из него вышел бы великолепный и надежный муж, к удовольствию обоих родителей, давно мечтавших, чтобы их взрослая дочь стала наконец женой и матерью. Но, к сожалению, этот милый поклонник не вызывал в ней ни малейшего трепета. Ее больше привлекали, к собственному удивлению, мужчины пылкие, импульсивные, романтические герои, более уместные на страницах романов, нежели в спокойной и размеренной жизни. Вот только пока ей такие не попадались, и не было ни малейшего шанса встретить подобного мужчину в Арле, где под жарким солнцем Прованса жизнь текла медленно, дремотно и где самой Софи предстояло отмывать и приводить в порядок старый захламленный дом.

2

— Как я понимаю, этих негодяев до сих пор не поймали? — спросил Ив Каррер, входя в свою комнату, где в его отсутствие разбиралась с бумагами Катрин Гренье.

Несколько лет назад, вернувшись в родной город, Ив завел здесь свое дело. Он стал к тому времени довольно известным архитектором, особенно прославившимся среди знатоков как специалист по реставрации замков и старинных зданий. Кроме того, он неплохо разбирался и в антиквариате. Устроив свою контору, Ив пригласил поработать там секретарем старинную приятельницу Катрин Гренье. Он пошел на этот шаг не без задней мысли, ибо в то время испытывал к Катрин нечто большее, чем просто дружеские чувства.

Ив любил в своей жизни многих женщин и всегда искренне, но особенно ценил таких, как Катрин, — добрых, нежных, женственных. Он рано научился отличать внешнюю красоту от красоты души и предпочитал в женщине доброту, нежность и верность — качества, не тускнеющие от времени и всегда достойные поклонения. Ему казалось, что в личной жизни Катрин не все складывается гладко, и он подумывал увести ее от мужа, не вполне представляя себе, как все сложится у них потом. Но все его попытки были напрасны, и со временем ему пришлось признать, что Катрин — не для него, что она любит только своего мужа, а к Иву относится как к другу, причем как к «молодому другу», что она нередко подчеркивала вполне справедливо. Ей исполнилось сорок пять лет, а ему еще не было сорока. Впрочем, он давно не считал себя молодым.