Властитель душ - [21]

— Нет. Ведь я мало что могу тебе дать. Я неграмотная, неученая.

— Женушка, милая, ты у меня самая лучшая! — ласково начал Дарио. — Различие между нами в том, что ее предки испокон веков не знали голода и нужды, а наши каждый день мучительно добывали себе пропитание, поэтому ей доступно благородство и бескорыстие, а нам эта роскошь не по карману, — закончил он с горечью.

— Дарио, почему она ушла от мужа? Вот я бы никогда тебя не бросила!

— Ты не знаешь, какой Вардес негодяй. Я всерьез жалею, что не дал ему издохнуть как паршивому псу. Я ведь раньше тебе не рассказывал. Послушай и рассуди сама. Месяц назад заболела маленькая Клод — она у мадам Вардес совсем слабенькая, бледная, не то что наш Даниэль, — с гордостью прибавил Дарио. — Так вот, малышка простудилась, вроде бы ничего серьезного, но температура держалась долго, я никак не мог ее сбить, а Вардес все это время где-то пропадал. Мадам Вардес совсем измучилась одна, извелась, смертельно устала. Я подумал, если бы Даниэль заболел, разве я оставил бы тебя одну? Нет, я бы все бросил и примчался к вам. Я разузнал, где Вардес. Оказалось, опять в Монте-Карло. Я решил поговорить с ним. Узнав о моем намерении, мадам Вардес лишь печально улыбнулась, будто я был наивным простачком, незнакомым со злом и скверной. Я отправился в Монте-Карло. И стал ждать его в холле клуба. В игорный зал меня не пустили.

Дарио вспомнил, как отправил Вардесу с рассыльным записку: «Доктор Асфар свидетельствует мсье Вардесу свое почтение, — так обычно начинались все послания, где он напоминал о плате за визит, но ничего другого ему не пришло тогда в голову. — Сообщает, что состояние его дочери, к сожалению, ухудшилось. И осмеливается просить, чтобы мсье незамедлительно вернулся домой, поскольку мадам Вардес совсем одна и нуждается в помощи».

— Я ждал час, два, три, четыре. И понемногу пришел в ярость. Если бы я мог дотянуться до Вардеса, я бы силой притащил его домой, но Вардес не появлялся. В конце концов, рассыльный вернул мою записку. Без ответа. А Вардес пропадал еще четыре дня. Потом заехал в «Каравеллу», переоделся, собрал чемодан и, даже не повидавшись с женой, укатил в Париж! Причем Элинор… — я говорил, что бывшая невестка Муравиной — любовница Вардеса? Теперь ее называют мисс Барнетт, так она представляется всем… Элинор ждала его в машине, — последние слова Дарио проговорил очень быстро в крайнем возбуждении и гневе.

— А я бы все равно тебя не покинула, — упрямо повторила Клара.

— Да он ее однажды чуть в публичный дом не отвез! Даже описывать не хочу его изуверства, буйство и дикость. Знаешь, что это за «непредвиденные обстоятельства»? Мне Ангел Мартинелли рассказал. От него не укроется ни одно происшествие в Ницце или ее окрестностях. Когда Вардес вернулся из Парижа, Элинор опять была вместе с ним, только на этот раз она не захотела ждать в машине; она вошла в дом! И я прекрасно знаю зачем. Это был хорошо продуманный ход. Если жена, не дающая развода, уедет с ребенком от мужа, суд может расторгнуть брак под предлогом, что она сама его бросила. Вряд ли мадам Вардес с ее проницательностью и умом не разгадала ее маневра, — тут он представил себе серьезные вдумчивые глаза Сильви, казалось, проникавшие в душу собеседника. — Но почему-то она уступила.

— Отчего же она не соглашается на развод? Значит, еще любит его?

— Нет, она его не любит. Она его разлюбила, я точно знаю! Да говорю же тебе, никакой любви тут и близко нет! — крикнул всерьез рассерженный Дарио.

— Так в чем же дело? Я не понимаю.

— Она верующая. Католичка.

Тяжело вздохнув, Клара вдруг спросила:

— Скажи, она красивая?

— Очень, — отозвался Дарио, помрачнев.

— Ну и слава Богу, что она рассталась с грубым немилым мужем. Может, у нее есть кто-нибудь другой? Зачем женщине вера? Ей достаточно и любви.

— Она не такая, как все, — повторил Дарио.

— Но вышла же она замуж за Вардеса. Значит, любила жениха или позарилась на его богатство. Стало быть, и ей не чужды человеческие страсти. Она такая же, как мы. Она женщина, а не ангел.

Дарио посмотрел ей в глаза с нежностью и легкой насмешкой:

— Уж лучше я буду считать ее бесплотным ангелом, да и тебе так спокойнее.

Наступило молчание.

— Мы с ней бесконечно далеки друг от друга. Она и думает и поступает иначе, не так, как я. У нее совершенно другие желания и устремления, совсем непохожие на мои. То, что мы называем благом, для нее не благо. Она не испугалась бы того, чего мы боимся. Даже в страшной нищете она бы заботилась не о теле, она бы спасала…

Он мучительно подыскивал слово, чтобы обозначить божественный нетленный свет, что горел у нее внутри, а у него даже не теплился.

— Спасала бы свою честь, совесть. Она бы ни при каких обстоятельствах ничего не украла, ни ради себя, ни ради ребенка, ни ради мужа.

— Значит, она не любит свою дочь!

— Любит, Клара. Но любит не так, как мы. В том-то и дело, она человек другой породы.

«Она бы спасала душу! — внезапно осенило его. — Вот верное слово, которое я никак не мог вспомнить, потому что раньше не понимал, что оно означает. Обычно душой считают тусклую искорку, запрятанную в глубине телес, но ее душа — пылающий, ослепительно яркий огонь».