Властелин замка - [6]

— Вы говорили о рекомендациях.

— У меня имеются рекомендации от людей, которые были весьма довольны моей работой… в Англии. Я работала в некоторых наших знаменитых старинных домах, и мне доверяли шедевры. Но вам это неинтересно.

— Это неправда, мадемуазель. Мне интересно. Все, что касается замка, чрезвычайно интересно.

Когда он это говорил, лицо его изменилось. Оно осветилось великой страстью — любовью к этому старому дому. Мое отношение к нему потеплело. Если бы этот дом был моим, я бы чувствовала то же самое. Он спешно продолжал:

— Вы должны признать, что мое удивление было справедливым. Я ожидал увидеть опытного мужчину, а встретил юную леди…

— Уверяю вас, я далеко уже не юная.

Он не попытался это опровергнуть и казался все еще занятым своими мыслями — его эмоции касались лишь замка, он все еще не мог решиться допустить меня, с моими сомнительными способностями, до своих чудных полотен.

— Может быть, вы покажете мне свои рекомендации.

Я вернулась к столу и, вынув из внутреннего кармана жакета пачку писем, протянула их ему. Он жестом предложил мне сесть. Потом он тоже сел и начал читать письма. Я сложила руки на коленях и крепко их стиснула. Минуту назад я думала, что проиграла, теперь я не была в этом уверена.

Сделав вид, что изучаю комнату, я наблюдала за ним. Он пытался решить, что же ему делать. Это удивило меня. Раньше я представляла себе графа человеком, не склонным к сомнению, быстро принимающим решения независимо от степени их мудрости, ибо он полагает, что всегда прав.

— Производит большое впечатление, — сказал он, возвращая мне рекомендации. Несколько мгновений он в упор смотрел на меня, затем в нерешительности продолжил:

— Я думаю, вы захотите взглянуть на полотна.

— В этом, очевидно, мало смысла, если я не буду с ними работать.

— Возможно, будете, мадемуазель Лоусон.

— Вы имеете в виду…

— Я имею в виду, что вам следует остаться здесь хотя бы переночевать. Вы долго ехали. Я уверен, что вы устали. И если вы такой специалист, — он взглянул на письма в моих руках, — и вас столь высоко оценивают такие уважаемые люди, я уверен, что вы, по крайней мере, захотите увидеть картины. У нас в замке есть великолепные живописные полотна. Их собирали в течение столетий. Уверяю вас, эта коллекция достойна вашего внимания.

— Я уверена в этом. Но думаю, что мне пора ехать в гостиницу.

— Не советую.

— Почему же?

— Она очень маленькая и пища там не из лучших. Я уверен, вам будет удобнее в замке.

— Мне бы не хотелось обременять вас.

— Я все же буду настаивать, чтобы вы здесь остались и позволили мне вызвать горничную, которая проводит вас в вашу комнату. Она готова, хотя, конечно, мы не знали, что окажется предназначенной для дамы. Во всяком случае, это не должно вас беспокоить. Горничная принесет обед в вашу комнату. Потом, я полагаю, вам следует отдохнуть, а позже вы посмотрите картины.

— Вы имеете в виду, что хотите, чтобы я выполнила работу, ради которой приехала?

— Вы могли бы для начала дать нам совет, не так ли?

Я почувствовала такое облегчение, что мое отношение к нему переменилось. Недавняя неприязнь обратилась в симпатию.

— Я постараюсь, господин граф.

— Вы заблуждаетесь, мадемуазель. Я не граф де ла Талль.

Я не могла сдержать своего удивления.

— Тогда кто же?

— Филипп де ла Талль, кузен графа. Итак, вы видите, что не мне вы должны понравиться, а графу. Это он будет решать, доверить вам реставрацию его картин или нет. Уверяю вас, если бы решение зависело от меня, я бы просил вас начать работу безотлагательно.

— Когда я смогу увидеть графа?

— Его сейчас нет в замке и еще несколько дней не будет. Я полагаю, что вы останетесь здесь до его возвращения. За это время вы сможете изучить картины и ко времени его возвращения будете готовы дать рекомендации.

— Несколько дней! — в голосе моем прозвучало уныние.

— Боюсь, что так.

Он подошел к звонку и потянул шнур, а я подумала: «Это отсрочка. Во всяком случае, несколько дней я проведу в замке».

Как я и предполагала, моя комната находилась рядом с главной башней. Оконный проем был так велик, что вмещал две каменные скамьи по обеим сторонам, но сужался до размеров щели. Чтобы выглянуть из окна, мне приходилось вставать на цыпочки; под окном был ров, а за ним деревья и виноградники. Было занятно, что даже когда я думала о неопределенности своего положения, я не могла сдержать своего восхищения домом и его богатствами. Отец был таким же. Самым важным в его жизни были памятники древности, а после них шли картины. У меня картины находились на первом месте, но я унаследовала часть его увлеченности архитектурой.

Не менее живописной, чем оконный проем, была сама комната — несмотря на высокий потолок, она даже среди бела дня оставалась затемненной. Меня поразила толщина стен, хотя я и предполагала, что они должны быть такими; громадный гобелен, покрывавший почти полностью одну из стен, был выполнен в приглушенных переливчато-синих тонах и расписан павлинами — павлины в саду с фонтанами, колоннами, с раскланивающимися дамами и кавалерами, — явно шестнадцатого века. Позади кровати с балдахином был занавес, отодвинув который, я обнаружила альков, типичный для французских замков. Величиною он был с небольшую комнату со шкафом, сидячей ванной и туалетным столиком, на котором стояло зеркало. Мельком я заметила свое отражение и неожиданно рассмеялась.